В Римской тетрархии, основанной императором Диоклетианом в 293 г. (он надеялся, что такая форма, как тетрархия – «четырехвластие» – убережет огромную империю от распада), были два старших соправителя («августа»), Диоклетиан и Максимиан, и два младших соправителя («цезаря»), Галерий и Констанций Хлор. Диоклетиан управлял восточной половиной империи, а Максимиан – западной. В 305 г., после 20 лет правления, оба августа отреклись от власти, передав ее своим помощникам – Галерию и Констанцию Хлору, а те назначили новых цезарей – Максимина Дазу и Флавия Валерия Севера. Последний должен был сменить Констанция Хлора в случае его смерти. Но, когда неизбежное несчастье случилось, взбунтовавшиеся войска не согласились с этим решением и выбрали в августы Константина.

Год спустя в своей резиденции в городе Августа Треверорум (ныне – Трир, на западе Германии), крупнейшем тогда городе к северу от Альп, самозваный император Константин принял сподвижника Диоклетиана, бывшего императора Максимиана. Визит узаконил власть Константина. 25 декабря щедрый на обещания гость объявил его новым августом. Их согласие было скреплено женитьбой Константина на Фаусте, дочери Максимиана.

Видение Креста Константином Великим. Деталь фрески.

Школа Рафаэля. 1520–1524 гг.

Отсюда, из своей резиденции, Константин начал неспешное восхождение к вершине власти. Единоличной власти. Для этого ему предстояло лишить власти всех своих соправителей (с 308 г. в империи 4 августа – Константин, Галерий и два его ставленника – Лициний и Максимин Даза) и покарать самозванцев. Добиться всего этого можно было лишь военным путем.

В мае 311 г. сложились самые благоприятные условия для этого. Тогда в Фессалониках умер старший из соправителей – август Галерий. Борьбу за его наследие повели Лициний и Максимин Даза (последний в 313 г. будет разбит).

Сам Константин мечтал захватить коронную область империи – Италию, где с 306 г. так же, как и он, незаконно воцарился сын Максимиана и шурин Константина – Максенций, возведенный на царствование преторианскими гвардейцами, как не раз бывало в Риме во время переворотов.

Старый Максимиан, «породивший» августа Константина, отправился к нему, еще питая надежду примирить двух родных ему людей, но в 310 г. был принужден к самоубийству. Когда известие об этом достигло Максенция, он велел сбросить в Риме все статуи Константина. Это было сродни объявлению войны. Теперь оскорбленный август Константин мог вызвать соперника на тот поединок, где на недруга замахиваются не мечом, а целой армией. Убив тестя, легче было расправиться с шурином.

Впрочем, затевая свою масштабную войну, Константин, владевший лишь четвертью империи, выбрал себе союзника и заручился его не помощью – нейтралитетом. Весной 312 г. он породнился с Лицинием, отдав ему в жены свою сводную сестру Констанцию.

Теперь можно было начинать поход на Рим. Войска, высланные ему навстречу правителем Рима Максенцием, он легко разогнал – так побивает тявкающих щенков травимый ими медведь, разбросав их несколькими ударами лапы. Затем пришла и очередь войск, выведенных самим Максенцием. Они были разбиты, бежали, а сам шурин, упав в Тибр с Мульвийского моста, утонул, не увидев, как по праву победителя убивают двоих его сыновей.

Шурины Константину вообще были, что агнцы на заклание. В большой игре, сулившей ему всю империю, он жертвовал ими, как пешками.

В 316 (или, по другим сообщениям, 314) г. он казнил второго шурина Бассиана, женатого на еще одной его сводной сестре Анастасии. Бассиана же он сам – по договоренности с Лицинием – ранее назначил цезарем и оставил править Италией.

Лициний и сам был шурином Константину, и сам был смертен. В 324 г. тяжёлая, будто с мельничным жерновом на шее, голова Константина обратилась в сторону третьего шурина. И он, Лициний, был превращен в ничто по приказу Константина, подбиравшегося к власти, как к сокровищу, которым нельзя поделиться ни с кем.

После смерти очередного шурина Константин мог, наконец, ощутить себя полноправным единственным хозяином империи. У него не осталось соперников, не осталось даже тех, кто, отойдя от власти, мог все-таки задеть и уколоть его: всесильный, но доверчивый Диоклетиан, отрекшийся от престола в 305 г., позже, в период с 312 по 316 г., умер или покончил с собой, успев увидеть, как попраны сами основы его великолепного правления.

Константин не любил соперников, даже сдавшихся, даже бывших. Его сестра Констанция, жена Лициния, христарадничала, умоляла Константина пощадить ее мужа, некогда равного ему в своем грозном величии, – принесла брату императорские одежды мужа и просьбу о помиловании. Он пощадил его, но время пощады истекло так же быстро, как вода в часах. Убит был Лициний, убит был его 11-летний сын, родной племянник Константина – отлетевшая в сторону кровинка его рода.

Любивший единую власть, он не пощадил и им же порожденный непорядок в семье. В 326 г. приказал отравить своего сына-первенца Криспа, прижитого от наложницы Минервины. Константина не тронуло и то, что этот уже подросший сын верой и правдой сражался за него и уже был прославлен в боях. Убит был и сам Крисп, и, похоже, вся его семья. Немногим позже Константин, очевидно, в раскаянии, приказал убить свою жену Фаусту, добившуюся от него казни Криспа клеветой.

Конечно, церковные историки давно нашли оправдание любому из этих убийств, совершенных во имя единства церкви и империи. Все убиенные сами были не без греха: одни порочили честь императора, другие замышляли его устранить. Благословенный император, так получается, всегда был прав – он не смел и помыслить о пощаде.

Тем поразительнее, что, давно мечтая о единовластии, стремясь к нему по трупам кровных родственников и противников, он, словно в каком-то помрачении, повторил ту же ошибку, что и Диоклетиан. Став, наконец, правителем всей Римской империи, он вскоре – взамен уничтоженной им тетрархии – учредил, пусть в проекте, новую тетрархию. Пылая неистовой злобой к врагам, он вложил в каждого из своих наследников искорку этой злобы: он распорядился о том, чтобы после его смерти империя вновь была поделена на 4 удела между его наследниками. Но едва император смежил очи, они начали гражданскую войну, стремясь теперь изничтожить друг друга.

37 год IV века нашей эры стал «годом Большого террора». После смерти Константина, словно после кончины нечестивого языческого царя, пролиты были реки жертвенной крови, погибли десятки тысяч людей в долгой гражданской войне, что разразилась из-за наследства усопшего императора.

Так к катастрофе привели планы императора-человека обустроить огромную империю, разделив ее между членами своей семьи. Словно Бог отвернулся от человека и не хотел знать его планы, отмахнулся