преследующим две цели. Во-первых, мне нужно было научиться обеспечивать себя на воле, не прибегая к воровству. Во-вторых — развивать свое сознание и привычки, с тем чтобы суметь преодолеть свою же слабость и побороть искушение. Я намеревался укреплять силу воли и перестать быть дураком.

Макнил был местом, позволявшим заключенному изменить свою жизнь. Здесь действовала приличная образовательная программа и проводилось обучение различным ремеслам на профессиональном уровне. Мне было двадцать семь лет, а за плечами — от силы четыре класса школы. На протяжении последних двенадцати-тринадцати лет я скрывал, что у меня нет образования. Я всегда увиливал от всего, что было связано с чтением или письмом. У меня была цепкая память и хорошо подвешенный язык, так что мало кому удавалось понять, что я не умею грамотно читать и писать. Я действительно хотел научиться большему, но гордость не позволяла мне начать со школьной программы для четвертого класса, когда ребята, с которыми я общался в тюрьме, закончили колледж. Я всегда читал тихо, почти про себя. Мне было трудно, но я стал читать и заниматься у себя в камере.

Больше всего меня занимал самоанализ. Тюремные психиатры частенько повторяли, что я страдал «манией преследования» и «комплексом неполноценности», но они и пальцем не пошевельнули, чтобы помочь мне справиться с этими психическими нарушениями. Однако даже если бы они попытались что-то сделать, не думаю, что прислушался бы к их советам: ну кому хочется думать о себе, как о человеке с отклонениями. Но теперь, когда я испытывал дикое желание измениться, мне требовалась помощь.

Я обратился к христианству. При этом я не искал объект для поклонения, просто хотел разобраться в себе и понять причины, объяснявшие мое негативное мышление. Я начал ходить на службу с некоторыми своими приятелями. Я слышал, как эти парни говорили «о, да» и «аминь», читали вслух Библию, а потом, выйдя из церкви, воровали сигареты у своих друзей, говорили заведомую ложь или торопились найти укромное местечко, чтобы отыметь какого-нибудь петуха. Я не собираюсь критиковать христианскую религию — лишь лицемеров, притворяющихся праведниками. При желании я мог бы прикинуться христианином, и, возможно, это помогло бы мне выбраться, но я пытался найти себя. Я стремился измениться в лучшую сторону без всякого притворства.

В тюрьме можно встретить верующих самых разных конфессий. Кто-то действительно искренне верует, другие только делают вид. То, что хорошо и правильно для одного человека, не обязательно годится для другого. Поэтому я интересовался всем. Я стал обращать внимание на конкретных людей и на их принципы. Если мне попадался парень, который, казалось, был всегда на высоте и сохранял контроль над собой, я начинал придерживаться его убеждений, пытаясь стать внутренне сильнее. Меня стали привлекать различные группы, возникавшие в тюрьме не совсем с разрешения начальства. Если я видел, что парни, участвовавшие в сходках, были по-настоящему искренни, то старался разузнать о цели их сборищ. Я был белым, но это не помешало мне познакомиться с верованиями чернокожих мусульман. То же самое с индейцами. Я обнаружил, что они строго придерживаются своей веры, поэтому я начал наблюдать за ними и оценил их ритуалы и традиции. Я изучал гипноз и психиатрию. Я читал все книги, которые только мог найти (и понять), посвященные развитию умственных способностей. Сосед по камере увлек меня сайентологией. Вместе с ним и еще одним парнем я довольно глубоко погрузился в дианетику и сайентологию. Благодаря этим и другим своим занятиям мне удалось выйти из депрессии. Я учился лучше понимать себя, смотрел на жизнь позитивно и знал, как распределять свою энергию в течение каждого дня и на что ее направлять. Я поверил в себя, и настал день, когда я решил действовать, тогда как раньше всегда удовлетворялся тем, что слушал и делал так, как мне говорили.

Что касается профессиональной подготовки, то в тюрьме Макнил действовали программы по обучению разнообразным профессиям, но большинство из интересовавших меня требовали менее строгого тюремного режима, чем был назначен мне. Сварочная мастерская и автосервис находились за пределами тюрьмы. Слесарная и электроремонтная мастерские были расположены на тюремной территории, но списки желающих туда попасть были довольно внушительны. С учетом того, что я успел натворить (и здесь, и в других тюрьмах — все было записано в моем личном деле), моей лживости и того факта, что я ни разу не заканчивал программу подготовки, хотя у меня была такая возможность, понятное дело, мне не светило там работать. Чаще всего я оказывался в самом конце списка. Мои слова звучат как оправдание, будто я ищу какую-то отговорку, чтобы меня не поймали на отказе от имевшихся в тюрьме возможностей получить профессиональную подготовку. Но на самом деле это всего лишь объяснение причин, побудивших меня профессионально заняться музыкой.

С музыкой я был уже немного знаком. Еще до воспитательного дома Гибо мама разрешала мне ходить на уроки вокала и музыки. Да и потом, оказываясь в разных тюрьмах, я занимался музыкой. В тюрьме музыка всегда помогает убить время и при этом доставляет удовольствие. Не важно, играешь ты сам или слушаешь кого-нибудь, музыка позволяет перенестись тебе в другое измерение. Давным-давно один мексиканский друг научил меня основам игры на гитаре, и за много лет гитара стала для меня своеобразным отдохновением и средством отвлечься от однообразной тюремной жизни. Раз уж я не подходил для обычных подготовительных программ, то вполне естественно, что я занялся игрой на гитаре, не исключая, что однажды стану профессиональным музыкантом.

В тюрьме профессиональное музыкальное образование или подготовка не предусмотрены, так что здесь тебя не станут учить так же, как если бы ты получал какую-нибудь профессию или занимался по школьной программе. Музыка считается в тюрьме хобби или развлечением. Ты можешь заниматься ею в свободное время после завершения назначенной тебе на день работы или по выходным. Поэтому я старался получить работу, позволявшую мне как можно больше времени уделять занятиям музыкой. И хотя тюрьма не нанимала преподавателей музыки, здесь нашлось немало заключенных, которые на воле были профессиональными музыкантами. Кое-кто из них оказался очень умелым педагогом. Как и при обучении любой другой профессии, чтобы стать хорошим музыкантом, требуется упорство, сосредоточенность и практика. Времени у меня было полно. Я отсидел меньше двух лет из десяти, когда решил, что займусь музыкой. Время, практика, целая куча порванных гитарных струн и многочисленные учителя сделали меня гитаристом средней руки.

Стоило мне заняться музыкой, как все, похоже, стало на свои места. Открылась вакансия на работу в зрительном зале —