Шрифт:
Закладка:
— Ты что⁈ Как утопили⁈ Нет, конечно. Так совпало. Несчастный случай! — Вскинулся товарищ Бекетов, глядя на меня открытым, честным взглядом.
Настолько честным, что я без малейших сомнений понял — настоящего Реутова сто процентов утопили. А это конкретное подтверждение той мысли, что пацан я очень ценный для товарища Бекетова. Вопрос в другом. Чем именно ценный?
Глава 10
В которой мои «подробности» сильно отличаются от услышанного
— Алеша, хочешь мороженое? Или венские вафли с сиропом?
Я поворачиваю голову и смотрю на папу. Он — высокий, красивый и сильный. Мой папа самый сильный. Как герой из сказок. Я люблю сказки. Папа это знает, поэтому читает мне их с чувством, с выражением. Иногда даже изображает различных персонажей. У него это получается забавно.
Но сейчас мы на улице. Солнечно. Тепло. Мне весело и радостно. Мы гуляем. Вернее папа сказал, что у него дела, но взял меня с собой.
Мы сидим за столиком уличного кафе. Мимо снуют официанты. Папа их так называет. Они приносят еду многочисленным посетителям, которых в кафе полным-полно.
— Так что? Закажем вафель? — Папа смотрит на меня с улыбкой.
— Господин Витцке, Ваши часы готовы.
Рядом с нами появляется мужчина. Он говорит на немецком языке, однако я прекрасно понимаю его.
— Отлично, Рихтер. Я сейчас подойду… — Папа смотрит на этого мужчину вежливо, но с легким, практически незаметным, раздражением. — Вы могли не беспокоиться. Я же сказал, вернусь через час. Мне нужно угостить сына мороженым.
— Извините, господин Витцке…Просто управляющий сказал, это важно. Вы для нас — особый человек. Велел разыскать и сообщить…Ваши часы…
— Спасибо, Рихтер, — Чуть настойчивее говорит папа. Он словно хочет уже быстрее проводить этого дяденьку со смешными усами. Его усы напоминают мне крысиный хвост, который прицепили под нос. — Идите. Я сейчас подойду.
— Хорошо…– Рихтер мнется еще несколько секунд, оставаясь на месте, а потом все же разворачивается и уходит.
Папа слегка морщится и оглядывается по сторонам. Такое чувство, что ему очень не понравилось появление посыльного из банка.
Я тоже оглядываюсь. Мы сидим на Жандармской площади в Берлине. Я точно знаю, что это — Берлин, и что это — Жандармская площадь. Здесь действительно есть банки. В один из них мы заходили с папой совсем недавно. Он о чем-то долго разговаривал с управляющим. А мне выдали лист бумаги и карандаши, чтоб мог рисовать, пока взрослые обсуждают дела.
— Любезный…– Папа подзывает одного из официантов. Подзывает не на немецком языке. Это немного кажется мне странным.
— Чего изволите, Сергей Алексеевич? — Официант моментально возникает рядом с нашим столиком. Он тоже говорит на русском языке. — Рад Вас видеть. Сын?
— Да. — Папа смотрит на меня с гордостью. — Как Ваши дела, Леонид?
Я с интересом слушаю разговор папы и этого официанта, который, кстати, выглядит немного старым. У него седые бакенбарды и такая же седая бородка. Мне кажется, в этом возрасте уже совсем нельзя работать…
— Все хорошо, Сергей Алексеевич. Тоскую иногда. Ну… Вы понимаете. Совсем не просто полностью изменить уклад жизни в сорок лет. Но… — Официант разводит руками. — Чего уж теперь… Так вышло. А вот России-матушки не хватает. Очень не хватает…
— Leonid! — Доносится окрик откуда-то со стороны.
— Управляющий. Не доволен, что я надоедаю гостю пустыми разговорами. — Поясняет папе официант. Он оглядывается на злого мужчину в костюме и кивает ему. — Сергей Алексеевич, извините, что не могу поговорить ещё. А то останусть без работы. Сами знаете, с работой сложно. Чего изволите?
— Будьте любезны, Леонид, две порции венских вафель и…Эх! — Папа делает взмах рукой, а потом хохочет. — И мороженое. Гулять, так гулять!
Он наклоняется ко мне, смотрит смеющимся взглядом, а потом добавляет.
— Только не проговорись маме. Она меня убьет за такое количество сладкого.
Официант перекидывает салфетку, которая висит у него на локте, на другую руку и отходит. Наверное, отправился готовить вафли. Мне почему-то кажется, все происходит именно так. Официантам называют блюдо и они уходят, чтоб его приготовить. Отличная это работа. Они ведь могут съесть сколько угодно вафель с сиропом, пока выпекают их.
— Папа, а кто этот человек? Твой друг?
— Нет-нет, — Папа снова смеётся, но как-то грустно. — Просто знакомый. Его зовут Леонид. Раньше он жил в России, а теперь живёт здесь. Нам приятно иногда поговорить на русском языке друг с другом. Это создает иллюзию, будто мы дома. Понимаешь меня?
Если честно, я не понимаю. Родители говорят со мной и на русском, и на немецком. Мама считает, я тоже должен знать языки, чтобы они с папой мною гордились. Но зачем нам этот Леонид? Или папе разговаривать с ним так же приятно, как со мной или с мамой?
Я смотрю на папу и ловлю его ответный взгляд.
— Ты такой серьезный сейчас… Аёша, Аёша, а ведь ты уже совсем взрослый…
Папа качает головой, и в этот момент я слышу звон колоколов на кирхе. Они звонят каждый час. Поначалу я всегда замирал, завороженно слушая эти звуки. Сейчас уже привык. Папа ещё раз улыбается, затем наклоняется ко мне и с заговорщицким видом говорит:
— Алеша…подожди меня здесь, буквально пять минут. Я отойду в банк, заберу там кое-что, и снова вернусь. Хорошо? Вот, посмотри…
Он указывает рукой в сторону того самого банка, где мы были совсем недавно.
— Его отсюда видно. Я быстро. Хорошо? Управляющего предупрежу, не беспокойся. И наш сладкий обед как раз принесут.
— Хорошо. — Я киваю папе, щурясь от яркого солнца.
Сегодня –удивительно теплый день. Потом мой взгляд опускается вниз и я вижу маленькую, смятую, бумажку рядом с ножкой нашего стола. Совсем недавно ее не было.
— Папа, посмотри! — Я хочу наклониться, чтоб поднять это. Но папа оказывается быстрее. Он встает со стула, подбирает белый комочек, а потом смотрит на меня с
