Шрифт:
Закладка:
Это произошло пару лет назад. Игорь и соседский Феликс, сын профессора Фридлянда, играли во дворе. В том же подъезде на первом этаже жили люди, у которых был старый и безобидный бульдог. Он всё лето лежал и спал в подъезде в холодке и при этом храпел, раздувая свои брыли. Пацанам это показалось забавным, они сели около него на корточки и стали тоже храпеть в такт, передразнивая спящую собаку. То ли Игорь наклонился слишком близко, то ли была какая другая причина, но бульдог, не открывая глаз, тяпнул его зубами прямо за нос. Видимо, мальчик так завизжал от страха и боли, что пес, отпустив его, убежал во двор. На плач сбежались мамы и няни со всего дома. Ребенок ревет, нос покусан, из него капает кровь. Был огромный переполох, мальчику вызвали скорую помощь и увезли в больницу, а отец ходил разбираться с хозяевами собаки. Что было дальше, я не знаю, но нос зажил, соседи с бульдогом скоро переехали, а легенда о напрочь откушенном ребенку носе осталась в анналах дома, чтобы было что рассказать новым жильцам.
Люся была очень милым ребенком, но припадки эпилепсии, преследовавшие ее, не давали расслабиться взрослым в нашей семье. Я не знаю, что было причиной болезни, может, она была врожденная? Хоть родители лечили ее у самых лучших врачей, ничего не помогало. Приступы случались опять и опять, отбирая у ребенка и силы, и радость детства. Девочка была очень смышленой, но с виду довольно болезненной. Уже когда ей было пять лет, мама стала учить ее играть на фортепиано. И Люся очень в этом преуспела. Где бы она ни жила впоследствии, в доме всегда был рояль, и только фирмы «Стейнвей», на других она не хотела играть. Но я забегаю несколько вперед, очень уж хочется рассказать что-то позитивное из жизни этой милой малышки.
Настал тот день, когда к нам приехала ненадолго мать Леонида Петровича, Софья Абрамовна. Это случилось в воскресное утро. Она длинно и громко позвонила в звонок входной двери. Звук получился требовательный, как будто приехала комиссия с проверкой или пришла милиция. Все всполошились и побежали открывать. Правда, о ее приезде была договоренность заранее: у нее в квартире должен был в понедельник начаться ремонт, и она собиралась пожить у нас эти несколько дней. У Софьи Абрамовны была прекрасная квартира на Телеграфной улице в доме номер восемь, недалеко от телеграфа в Басманном районе, рядом с Чистыми прудами. Я сама там никогда не бывала, но Софья так много раз об этом рассказывала, что я эту фразу буквально выучила наизусть.
Со словами: «Давненько я у вас не была!» – Софья Абрамовна поцеловала внука и сына и обняла сноху. Я даже не сразу сообразила, что это и есть та Софья, бывшая жена профессора, о которой говорила Мария Константиновна! Я ее примерно такой и представляла себе.
Я скромно стояла в стороне, держа на руках уже проснувшуюся Люсю. Она, как все маленькие дети, вставала рано, и я уже успела ее одеть в коротенькое нарядное платье и сандалии в тон ему в честь воскресенья. Бабушка Соня встала напротив меня и внучки и посмотрела оценивающим взглядом. Она мне чем-то напомнила Марию Константиновну: тоже высокая, грудастая, тоже с моноклем на шнурке, который спускался возле уха к красивой броши на платье. Взгляд умный. Но если моя предыдущая хозяйка была при этом элегантна и нежна, то мама Леонида Петровича как будто сошла с агитационного плаката времен революции.
– Комсомолка? На курсы ходишь? – спросила она меня.
С этими словами она протянула руки, чтобы взять у меня внучку и поцеловать. Я машинально протянула Люсю ей. И тут Леонид Петрович пояснил:
– Мама, познакомься, это Лиза, наша помощница по дому, я тебе о ней и писал и рассказывал.
– Вижу, – коротко ответила Софья Абрамовна.
В ней не было ничего неприятного, но чувствовалось что-то командное, что заставляло меня робеть. В воздухе повисла небольшая пауза.
– Ну что мы все застыли? – улыбнулась она. – Так-то вы бабушку встречаете? Идемте пить чай, я вкусный пирог привезла. Лиза, помоги мне.
И она пошла в кухню, а я пошла за ней помогать накрывать на стол, и все домочадцы потянулись вслед за нами, как булавки за магнитом.
– Und wie viel zahlst du diesem Mädchen?[1] – спросила она, поворачивая голову в сторону сына.
– Мама, говори по-русски, ведь не все нас понимают, – ответил он.
– Ничего, Игорь может перевести, если он не забыл наши уроки. Правда, Игорёк?
– Бабушка спрашивает, сколько ты платишь Лизе, – сразу ответил мальчик.
– Наши финансовые вопросы – это мое личное дело, и не надо меня, мама, контролировать, – пробурчал хозяин в ответ.
Между тем на стол было накрыто и на его середине появился на подставке обещанный бабушкой пирог. Он выглядел очень аппетитно, пах сдобой и ванилью. Круглый, с румяной корочкой, видимо, испеченный в большой сковороде в духовке, он сверху был перекрещен, как решеткой, узкими полосками румяного теста. В каждой ячейке был солидный кусок грецкого ореха, слегка утопленный в выступающую желтоватым бугорком начинку. Я потом узнала, что это не обычный пирог, а семейная традиция – ватрушка, рецепт которой передавался от свекрови к невестке. Но пекла ее к семейным торжествам всегда старшая из женщин. Бабушка Соня сама резала ватрушку на куски и раскладывала всем на небольшие тарелки. Даже Люсе положила, но без корочки, чтобы ей было легче есть.
Софья Абрамовна оказалась женщиной строгой, но не вредной. Она ко мне не придиралась, кое-что подсказывала и помогала, если было надо. Но у нее было немало и своих дел. Она каждое утро отправлялась на работу в школу, где была учителем, затем в свою квартиру, посмотреть, что рабочие уже сделали. Поскольку она везде ездила на трамвае и метро, то это занимало много времени. Кроме того, она возобновила свои занятия немецким языком с Игорем, а чтобы тому было интересней, пригласила еще двух подростков из нашего дома. Те
