— Лик, — произносит Марк, осторожно делая пару шагов к ней. — Я объясню, позволь?

Сестра заторможено смотрит то на меня, то на Степанова, силясь понять правильно ли она расслышала сказанное. Выискивает ответы в моих глазах, а потом, так и не получив их, кивает неуверенно, позволяя ему подойти ближе и взять её под руку.

— Давай присядем и поговорим, — предлагает Марк.

Марк уводит Анжелику подальше от меня, видимо опасаясь того, что я могу сказать или сделать. И правильно, потому что я ненавижу этого скользкого гада, уверенна что это он виноват в аварии. Уверяет что не имеет отношения, но я ведь не слепая, замечаю то, что не видят другие. Знаю, что дело не только в бизнесе, тут личное что-то, ненависть настоящая, иначе ничего бы этого не было.

Проводив парочку взглядом, на ватных ногах плетусь обратно в коридор реанимационного отделения в надежде на новую информацию. Когда Лёшенька не вернулся домой, я даже не забеспокоилась, решив что он задремал на работе, он ведь часто так пропадает. Заработается, уснёт и остаётся там, чтобы не будить меня среди ночи. Даже пару костюмов имеет в запасе там на такой случай и душевую. А утром позвонил Денис…

Сажусь рядом с родителями, которые тут же бережно обнимают меня. Семь часов назад Лёшу прооперировали, теперь следят за его состоянием. Все эти часы я преданно сижу здесь и жду всего одной фразы доктора о том, что любимому ничего не угрожает.

«Всё хорошо будет, только выкарабкайся, моя любовь» — повторяю про себя, посылая сигналы. Он услышит, я верю, ради меня, ради нашей любви.

Я ведь люблю его, так сильно люблю. Помню как увидела впервые, мне тогда всего четырнадцать было. Анжелика его домой привела, чтобы с родителями познакомить, а у меня занятие отменили, я ведь даже не хотела ни с кем знакомиться, но ради приличия вышла на кухню. А потом сердце забилось быстрее при виде этой улыбки, а глаза эти… два светлых неба, два синих моря… снились каждую ночь. Я ведь не влюблялась до этого никогда, не смотрела даже на мальчишек, а тут он — идеал, эталон, неосуществимая мечта.

А Анжелика и не любила вовсе, меняла ухажёров как перчатки. Марк этот, помню как цветочки ей носил, до дома провожал, наверняка ведь целовалась с ним и не только, а потом с Лёшенькой также.

Сладости мне носил каждый раз, когда к Анжелике приезжал, а я краснела, стеснялась жуть, молчала, боясь сморозить глупость. День за днём, неделя за неделей, я в тайне мечтала о нём, представляла как стану Златой Комаровой, как платье надену белое, а он будет смотреть на меня также, как смотрит на Анжелику. С восхищением, с любовью, с нежностью. Я каждый раз ревела, ну чем я хуже? Разве я не достойна любви?

Родители так радовались, в пример её приводили, достали. Лика то, Лика сё. Работать пошла в девятнадцать, параллельно с университетом, молодец какая. Лёша уже тогда бизнес свой строил, подарки ей дарил дорогие, а она всё к независимости стремилась. Гадина. Пример идеального ребёнка, достижениями которого можно гордиться. Не то, что непутёвая младшая, что прогуливала уроки и пила светлое в плохой компании.

А тот день, когда они поженились был, пожалуй, худшим днём в моей жизни. Ревела. Долго и навзрыд. Оплакивала первую трагедию в жизни. Но теперь таких трагедий больше не будет, не позволю, зубами вцеплюсь, но не отдам его никому. Свадьба у них красивая была, с цветами живыми, музыкантами. Семья у нас не особо богатая, к роскоши такой не привыкли, но именно тогда я решила, что моя свадьба будет ещё богаче и ещё роскошнее. Так и вышло. Четыре сотни гостей, несколько миллионов рублей бюджета. Я достойна только самого лучшего.

Мой и останется моим во чтобы то ни стало. И женится. Из мёртвых воскрешу, но мы женимся. Я слишком долго ждала и слишком многое поставила на кон.

Тем более сестричке не отдам, пусть как хочет врёт насчёт своего мелкого. Не была она беременна, когда два года назад приехала к нам с вещами и заявила что разводится, а значит нагуляла на стороне.

Смеет ещё заявляться сюда, в паре со своим любовничком, строить из себя святую невинность, будто бы не благодаря ей мой жених сейчас борется за свою жизнь.

— Комаровы, — призывает доктор, держа медицинскую карту в руках. — Стабилизировали, жизни ничего не угрожает, денёк полежит здесь, потом переведём в отделение интенсивной терапии.

— Когда можно будет его увидеть? — робко подаю голос.

— Если ненадолго и не все сразу, то хоть сейчас, — отвечает врач. — Не тревожить, он ещё слаб.

Вместе с мамой Лёши заходим в палату, где среди множества приборов и идущих от них проводов, лежит мой ненаглядный. На губах запёкшаяся кровь, огромные синяки под глазами, кожа бело-синего цвета, взъерошенный весь.

Людмила присаживается по левую руку от Лёшеньки, гладит по волосам, еле сдерживая всхлипы. А я пододвигаю стул и сажусь справа.

Осторожно поглаживаю его руку, минуя трубку от капельницы. Сердце кровью обливается, мой милый, мне так жаль. Слёзы градом стекают по щекам, смывая картинку перед глазами. Лёша, чувствуя моё прикосновение, дёргает рукой, слегка сжимая мои пальцы в своих.

— Любимый, я здесь, с тобой рядом, — шепчу ему на ухо. — Всё хорошо будет, отдыхай, набирайся сил.

— Ли..к.а, — хрипит севшим голосом еле слышно. — Не ух. оди, Лика… про. шу…

Глава 32

Алексей

Изящно облокотившись на порог, любимая встречает в красном коротеньком платье и, увидев как в моих глазах вспыхивает дьявольский огонёк, довольно ухмыляется. Не говоря ни слова, накидываюсь на неё, ногой закрывая дверь. Целуемся в коридоре, разгоряченные внезапно охватившей страстью, наслаждаемся каждым мгновением, проведённым в объятиях друг друга.

— Наконец-то, как я соскучился, — мычу сквозь поцелуй, не желая прерываться.

— Остановись, Ромео, дай я сначала покормлю тебя, — отталкивает в грудь осторожно, отступая на пару шагов назад. — Ты нужен мне полный сил сегодня.

— Не смогу дойти, так обессилен, — дурачусь и тянусь за добавкой. — Нужен ещё один живительный поцелуй.

Под её искренний хохот и попытку убежать, вмиг ловлю и поднимая за ягодицы, прижимаю к стене. Мимоходом проскакивает мысль о том, что я не помню как приехал домой, не помню что делал сегодня, но это кажется таким незначительным сейчас. Она забирает внимание, делая всё вокруг неважным.

— Ну всё, газелька, лев тебя поймал, — улыбаюсь хитро, целуя щёки, нос, подбородок. — Смирись со своей участью и