Шрифт:
Закладка:
Самбо существовал. Она не ошиблась, не сошла с ума, ничего себе не напридумывала. Самбо существовал, причем не только на другом уровне реальности – во сне или на грани миров в подземелье метро, а в привычном ей мире, где люди ходят в спортзал, готовят яичницу на завтрак, пишут сообщения в телеграме, читают новости, открывают ноутбуки, чтобы поработать или послушать лекцию, и постят фотографии в инсте[4]. Он существовал здесь и сейчас, а значит, в теории, их жизненные пути могли пересечься снова.
Она провела кончиками пальцев по экрану, стараясь дотронуться до влажной зеленоватой сферы павлиньего глаза, до коротких сине-фиолетовых перышек над его верхним веком. Царапина, оставленная Грушей на большом пальце, слегка засаднила от прикосновения к черному чехлу телефона.
Может ли быть так, что он опубликовал эти посты специально для нее?
Может ли быть так, что он как бы посылает ей знак?
Может ли быть, что он ждет встречи с ней так же, как она ждет встречи с ним?..
Нет. Не может быть. Он пришел к ней только потому, что ему было от нее что-то нужно, не более. Нельзя выдумывать то, чего нет. Она знала себя: если сейчас впадет в безумие и начнет видеть во всем знаки, потом ей будет очень сложно вернуться. Знаком станет каждый птичий крик, каждый силуэт дерева, похожий на то, что она хочет увидеть.
Майка сделала выдох и провела рукой по светлым волосам. Обветренные губы слегка саднило. Она резко достала воду из-под теплого собачьего бока, и Аркан что-то недовольно проворчал, потому что вся эта суета мешала ему дремать.
Это казалось безумием, и тем не менее она не сошла с ума: если Самбо существует сразу на нескольких гранях реальности, то, возможно, точно так же могут существовать и ее родители, надо только продолжить поиск этих граней, ниточек, подсказок. И это ничего, это даже хорошо, это даже очень-очень хорошо, это прекрасно, это отлично, это она может. Может искать столько, сколько потребуется.
В ушах стучало, сбившееся с ритма сердце опрокидывало водопады крови в сердечно-сосудистую систему. Майка подняла разгоряченное лицо к окну «эвока», приложила ладонь к прохладной поверхности стекла. Она чувствовала себя гулко звучащим колоколом и не могла поверить, что Агата с Костей так спокойно восприняли новость про Самбо. Рыжая с самого начала ей верила, а Костя? Скорее всего, после «Вымпела» его было сложно удивить.
Они с Агатой беседовали о чем-то, и, чтобы сосредоточиться, вернуться к реальности из вязких, забирающих в плен мыслей, Майке пришлось сделать усилие над собой, успокоить ритм сердца, приглушить стук в ушах.
Испуганный, напряженный голос рыжей, словно наэлектризованная иголочка над пластинкой, колол кожу, звенел от страха:
– Один пролетающий мимо дрон, одна военная станция, напичканная геолокационным оборудованием – и все, готово, мы у них в кармане. Держу пари, на самом деле нас уже засекли и оформили на всех госуслугах и мосрурах, которые только есть в природе. Но это ладно, это фиг бы с ним, фиг бы со штрафом, я даже хочу, чтобы здесь оказалась военная полиция, чтобы нарушить эту тишину, дать объяснение всему этому бреду… Хуже то, что никто на этой планете… никто же не сможет нас спасти, если… если, я не знаю, сейчас возникнет какая-нибудь гребаная временна́я петля и мы пропадем без вести, как десятки, сотни других…
– Останови машину.
– А я ведь даже не сказала папе с мамой, что мы едем в эвакуационную зону… Они ведь даже не в курсе, что мы в эвакуационной зоне…
– У тебя паника. Дай я поведу.
Рыжая перевела рычаг в нейтральное положение, нажала на тормоз, и, подскочив на месте, словно был недоволен таким обращением, «эвок» резко замер прямо посреди пустой восьмиполосной магистрали.
– Вот именно, паника! Но паниковать в такой ситуации как раз нормально! А вот то, что не паникуешь ты, Костя, не лезет ни в какие ворота… – Рыжая выпрыгнула из машины, и Костя последовал за ней. – Если хоть одна царапинка, я не знаю, что я сде…
Через лобовое стекло, занесенное песком, Майка смотрела на две фигуры, огибающие автомобиль и пропадающие в дымке песка, на коробки сталинок по краям дороги и неоновые предупреждения от МЧС, висящие над крышами домов. Пустые восемь полос Ленинского были похожи на заброшенное летное поле аэропорта.
– В кои-то веки в этом тусклом мире случилось хоть что-то интересное, – сказал Костя, захлопывая за собой дверь. Похоже, они продолжили разговор на улице, и какую-то его часть Майка явно не услышала. – Такому человеку, как я, это нужно.
– Ну, давай, просвети меня, что ты за человек, Костя? Насильник? Алкоголик? Тебе это интересно? Тебе это нужно? Да как ты себе язык еще не прикусил? У Майки пропали родители, понимаешь! Люди пропадают без вести каждый день, это горе! Ему нужно!..
Костя бросил руль, повернулся к Агате, и лицо у него было настолько свирепым, что испуганной Майке показалось, будто вот сейчас он уже точно не выдержит и ударит рыжую. Она закрыла глаза, как в детстве, надеясь, что если ничего не видеть, то ничего и не произойдет.
Прошло три тяжелых секунды, пока в «эвоке» висело напряженное молчание, а затем Костя провел ладонью по лицу, по волосам, сделал глубокий выдох и, повернувшись к Майке – глаза у него были страшные, – попросил прощения:
– Агата права, – сказал он, и Майка едва нашла в себе силы моргнуть в ответ. – Я не должен был так говорить, прости.
– Ничего, – ответила она и протянула свою слегка подрагивающую руку в неловкой попытке дотронуться до его плеча, когда он точно так же неловко перехватил ее холодную руку и смущенно пожал. – Я очень благодарна тебе, что ты помогаешь нам. Мне не важна причина, – добавила она. Он кивнул, завел «эвок», не глядя на Агату, и они тронулись с места.
Но Майка соврала: из-за того что Костя, оказывается, помогает им с бабушкой от скуки, ей стало не по себе. Она, конечно, догадывалась, что он много чего повидал во время своей службы в «Вымпеле», она даже думала, что у него мог быть какой-то травматический опыт, но мысль о том, что Костя помогал ей с бабушкой не из-за того, что у него доброе сердце, а потому что ему было скучно, расстроила ее, сделала его чужим для нее – чужим, новым, далеким, незнакомым. Потому
