Шрифт:
Закладка:
– Она тебя бережет, мальчик, – едва слышно произнес Саадар. – Всех вас она бережет. А ты бы вместо того, чтобы ругаться да пенять почем зря, помог бы ей. Раз себя таким взрослым считаешь.
Арон непонимающе смотрел на Саадара. Кажется, такая мысль даже не приходила ему в голову, она оглушила его, будто камнем.
Мальчишка. Ничего-то не знает о мире, о том, что происходит за крепкими стенами его дома… И госпожа Элберт хороша – ограждает сына от всего вокруг. А ему всего-то нужна твердая мужская рука и тот, кто объяснит ему, что к чему.
– Отец-то давно умер?
Арон вздрогнул. Сжал кулаки.
– Какая разница! И хорошо, что умер! Это из-за отца все! Я знаю! Мама его ненавидела! А я на него похож! И меня она ненавидит! – В глазах Арона вдруг блеснули слезы. Он замолчал, будто сболтнул лишнее, и не мигая несколько мгновений смотрел на Саадара, а потом – дернул через сад, как ужаленный.
Вот дела, подумал Саадар. Странные дела, ничего не скажешь. Всколыхнулось что-то внутри от резких слов мальчишки, и долго не могло успокоиться, как бы тщательно Саадар ни чистил шпагу и ни смазывал салом портупею, стараясь выкинуть из головы лишние мысли. Мысли о мальчишке и его матери, и об этом доме, который давит своей громадиной. О том, что его действительно никак не касается.
Кто они ему? Чужие люди.
Но тянуще ныло в груди, и Саадар чуял в этом знак, а знакам он привык верить. Знаки вели его на войне, и вот – до сих пор он жив. Понять бы только, что этот знак означает…
3
– Третьего дня закупали лес, а цены-то так поднялись! Слышали, может, на восточном берегу жуткий ураган разгулялся! Восемнадцать деревень и город Хорт. Теперь все строятся, лес в цене, – этими словами встретил Тильду казначей, едва завидев ранним утром на стройке. Тильда и сама уже знала – она тоже читала «Даррейский листок». Неизвестный газетчик живописал ужасы, сотворенные ураганом, никак не менее чем на целой странице.
– Сенатор Хорн хорошо на этом наживется, а с ним и господин Айхавен, – заключил казначей со значительным видом. Затем приглушил голос до полушепота: – Кстати, мой приятель в Канцелярии намекнул, что министр прибудет сегодня лично.
Неожиданностью новость не была. К тому же, сведениям казначея можно было верить: он, хоть и толкался постоянно возле храма Маллара Знающего, к чьим крытым портикам стекались все городские сплетни, выуживал из них исключительно проверенные и полезные для себя.
Тильда кивком поблагодарила мужчину, который продолжал говорить что-то о недостатке средств, пообещала обсудить это с людьми из Агората. Наконец казначей ушел, унося под мышками конторские книги, и дышать стало чуть легче.
На стройке в этот ранний час царило невероятное оживление. Как будто даже и людей прибавилось, и всем им нашлась работа. Тильда отметила, как ладно каменщики трудятся над обработкой плит, и дело спорится в их умелых руках.
Она подняла голову и глубоко вздохнула – запахи каменной крошки, пыли, дерева, дегтя, извести – резкие, но привычные и обыденные, возвращали к жизни.
Ей хотелось забраться как можно выше – на самый верх лесов, выше каштанов, печных труб, черепичных крыш и шпилей… Туда, где звуки становятся едва различимыми, похожими на рокот моря, где есть только ветер и небо. Выше отчаяния и молитв, выше печалей и горестей.
Туда, куда стремятся эти светлые стены.
По мостовой загрохотали колеса кареты, заставили опомниться. Тильда вгляделась: с герба на дверце хищно скалилась щука, а зеленые шторки уже отодвинула знакомая рука, сверкавшая дорогими перстнями.
– Рад видеть вас в добром здравии, госпожа. – Выбравшись из кареты, министр кивнул ей с любезной улыбкой. – Ранее утро, а работа уже спорится.
Тильда ответила вежливым приветствием, отмечая, что даже для инспекции господин Айхавен разоделся как на бал, в мирунезские кружева и атлас.
– Вы хотите сначала взглянуть на бумаги или пройдем сразу в храм?
– Я намерен взглянуть на документы.
– Извольте следовать за мной, – сказала она мягко. Министр Айхавен дал знак своей охране идти за ним. При взгляде на этих мрачных крепких людей, вооруженных пистолетами и шпагами, Тильду передернуло, и она сжала в руках папку с бумагами так крепко, что костяшки пальцев побелели.
Они прошли под навес, где стоял ее стол, и пока Доран Айхавен лениво перебирал чертежи и отчеты, изредка отпуская короткие замечания, она лихорадочно думала – заметит? Поймет ли, что тридцать золотых тионов – пустяки для того, кто тратит подобные деньги на наряды! – пропало?..
– Вы нездоровы, госпожа Элберт? – Доран Айхавен поднял на нее взгляд. – Вы горите. У вас жар?
– Все в порядке. Всего лишь легкая простуда.
– Даже этот лихорадочный румянец красит вас, – любезно-сладким тоном произнес господин Айхавен, все не отрывая взгляда от ее лица. – Но боюсь, вы совсем захвораете, – голос главы Градостроительного ведомства стал липким до отвращения. – Вы хотя бы иногда спите?
– Стараниями нашего дорогого ведомства сон давно стал для меня роскошью. Во всяком случае, спокойный сон.
– Неспокойный сон есть признак неспокойной совести. – Доран Айхавен искривил в улыбке пухлые губы.
Волна жара ударила в лицо, как из открытой печной дверцы.
– Охотно поверю: ведь именно об этом говорится чуть ли не в каждой пьесе Эбии.
– Не думал, что вы – поклонница моралистических наставлений. – Доран Айхавен вперил в нее цепкий насмешливый взгляд, и Тильда мысленно пожелала, чтобы на его голову упала самая большая и тяжелая балка.
– Самум, пустынный ветер! – Министр потер бородку. – Боюсь, вы меня обожжете.
От продолжения разговора ее спас подошедший незаметно казначей.
– Взглянем изнутри, – сказал после недолгой беседы с ним господин Айхавен. – Хочу увидеть работу, которую проделали ваши люди.
Тильда вдруг отчетливо поняла, что Дорану Айхавену все известно. Возможно, известил его сам казначей – разумеется, не указывая прямо, но каким-то хитрым способом, намеками давая понять, чью вину он видит в том, что деньги не выданы в срок. Усмешка министра казалась многозначительно-издевательской, ждущей чего-то.
Не давая себе времени думать об этом, Тильда повела его через портал, где они остановились, и министр долго рассматривал барельефы, украшающие вход. Потом одобряюще кивнул, и они двинулись дальше.
– Здесь трудятся лучшие мастера своего дела, – промолвила Тильда, почти не глядя на Дорана Айхавена.
– Это прекрасно. Но вы, насколько я знаю, так и не отыскали замену мастеру-строителю.
– Мастер Руфус согласился…
– Мастер Руфус – каменщик, опытный, но не в управлении. Вам нужен человек, который не путает бумаги, следит, чтобы все доставлялось в срок… Больше внимания уделяет выделенным средствам… Я вынужден сам найти такого человека.
Доран Айхавен встал посреди будущего молитвенного зала, на том месте, куда установят статуи Многоликого. Он смотрел вверх, в небо, которое скоро закроет купол.
– «И молвил Созидающий: лишь тот, кто создает, живет многие лета, ибо дух создающего обрящется в том, чего касались его руки».
Тильда не успела ответить.
– А это что такое?
Доран Айхавен стоял, указывая на арку северо-восточного входа с временными подпорками. По стене над аркой ползла трещина.
На почтительном расстоянии от арки собрались мастера и подмастерья, они переглядывались и пересмеивались, для вида почтительно стянув шапки.
– Мастер Каффи приказал снять опалубку, – пояснила Тильда. – Хотя делать этого было нельзя.
– Я надеюсь, что вы решили, как поступить с трещинами? – сухо произнес Доран. – Хотя я не понимаю, как вы могли допустить подобное пренебрежение. Впрочем, я в целом недоволен обходом.
Тильда промолчала. Резкая смена настроения господина министра ее не удивила.
Всякий раз, когда господин Айхавен приезжал с проверкой, он был чем-то недоволен и всегда находил огрехи в работе, даже если изначально растекался медом.
– Я возражу вам, господин Айхавен…
И никто так и не понял, откуда – сверху, сбоку ли – грянула об пол каменная глыба. Тильда успела взглянуть вверх и увидела, что стена, такая, казалось бы, надежная, вдруг заходила ходуном, прогнулась вовнутрь храма, и вот верхние блоки начали падать вниз. Все стояли как вкопанные, не понимая, что происходит, и вдруг кто-то отчаянно прокричал «Берегись!» и схватил ее за руку.
Краем глаза она заметила, что Руфус с проворностью бросается к Дорану.
* * *Тильда приподнялась, кашляя, задыхаясь от висевшей в воздухе пыли. Она почти ничего не видела, но пыль постепенно оседала, и сквозь эту пыль, через ее мутную пелену пробивались крики, будто заглушенные ранее, становились все сильнее, теперь они слышались со всех сторон: стоны, вопли, хрип, голоса тех, кто сумел избежать беды. Тильда, пошатнувшись, встала.
Месиво каменных обломков и дерева, кое-где окрашенное кровью. Из-под обломков торчала гипсовая рука. Надо же, как искусно изваяли, – подумала Тильда. Рука шевельнулась. Пятна бурого, какие-то коричневые и желтые круги пляшут в глазах… Что это у нее на пальцах?
Но думать об этом нет времени. Тильда огляделась: рухнула северо-восточная стена, прихватив часть восточной, внутренняя колоннада, которая должна в будущем поддерживать свод,
