Иногда ему казалось, что следует рискнуть и послать Пауля куда-либо к бывшей польской границе, поближе к Москве, и дать задание сообщить все по радио. Но это означало верную гибель помощника. А кроме этого, вероятно, и гибель человека на «Маяке». Да и получат ли в Центре его данные? Уж слишком многими обстоятельствами обусловливалась вся эта операция.

Курьер… курьер… Сейчас за возможность передать данные Эккерт готов был пожертвовать чем угодно. Кто же может выехать в Стокгольм? Если б можно было сделать это самому. Но его не выпустят. Это точно. Более того, если бы он заикнулся об этом, что-либо обязательно заподозрил бы Геринг. И тогда он выдал бы своего советника Гиммлеру. Или, что еще более вероятно, Эккерта где-либо тихо убрали бы, чтобы не дать Гиммлеру козырей против рейхсмаршала.

Эккерт медленно пошел по коридору. Интересно, сколько дней выдержит Остер? Надежда заполучить его радиограмму и таким образом попытаться раскрыть его код должна стимулировать его терпение. Но за его спиной генерал Ольбрихт, группенфюрер Небе, а может быть, сам Канарис… Даже наверняка. А генерал Ольбрихт — это штаб резервной армии, расположенной во многих городах Германии гарнизонами. Так что сейчас против Эккерта самые могучие силы в рейхе — гестапо, абвер и пеленгаторы резервной армии. Но ведь Остеру нужна связь с англичанами… Что ж, и об этом будет сообщено Центру… Может быть, придется и впрямь рискнуть и воспользоваться услугами радиостанции абвера…

Интересно, что привело в стан заговорщиков эсэсовца Небе? Хотя да, он еще до прихода Гитлера к власти был одним из крупнейших криминалистов прусской полиции. По заданию Геринга он устроил «несчастный случай» на охоте с Грегором Штрассером, ближайшим сподвижником фюрера, который мог обойти толстого Германа, и в награду за это рассчитывал на быстрое выдвижение, однако как был, так и остался начальником криминальной полиции, должность которого он занимал и до того. Каково было Артуру Небе глядеть, как делают головокружительную карьеру другие! Незаметный лейтенант флота Гейдрих стал всесильным боссом СД, а его бывший командир, капитан первого ранга Канарис, — всесильным адмиралом и руководителем абвера. Авантюрист Розенберг, которого Небе не раз держал в тюрьмах за мелкие подделки, стал идеологом рейха. Да сколько таких… Взять того же доктора Геббельса. Уродец, промышлявший на сочинении бездарных романов, которые не хотели печатать даже самые нетребовательные издатели, — рейхсминистр пропаганды! Когда-то Небе читал его роман «Михаэль». Вернее, пытался прочесть, но ничего не получилось. Об этом начальник крипо во всеуслышание заявил в тридцатом году, когда нацисты были еще преследуемыми, а не хозяевами страны. Ах, как, должно быть, пожалел потом Небе об этом неразумном высказывании! Как он тогда говорил: «В этом романе бред пополам с мистикой обильно сдобрен желанием безумного автора мстить кому-то за что-то…» Хорошо сказал когда-то начальник крипо… И вот теперь он в оппозиции. Да в оппозиции ли он? Болтовня — это еще не действие. А Остер и компания пока что просто болтают. А может быть, они делают это по заданию гестапо?

Позвонил Штумпф-младший. Он долго кричал в трубку, что не позволит так издеваться над отцом, требовал содействия Эккерта в розыске преступников. Эккерт обещал, но к его эмоциям и планам отнесся пессимистически.

— Что мы в силах, Карл? А если это было сделано по приказу рейхсфюрера? Разве мы можем поступать вопреки воле великого человека? — Эккерт не забывал о микрофоне перед собой и об офицерах Гауптмана Вольца, стенографирующих разговоры. Карл кричал все сильнее и сильнее, пока не выдохся. Потом он спокойно сообщил Эккерту, что его отец отказывается от поручения, предложенного Эккертом, так как не хочет попасть в еще одну переделку.

— А эта дорожная история — безобразие, Фриц. Я бы на твоем месте пожаловался рейхсмаршалу, — посоветовал он.

Эккерт отказался:

— У него очень много работы, Карл. Он так похудел…

Штумпф-младший хихикнул. Не далее как два дня назад он ужинал вместе с Герингом и мог заметить, что толстяк Герман еще больше раздался вширь.

Эккерт глянул на часы — четвертый час. После сегодняшних передряг не хотелось больше копаться в бумагах. Он стал собираться домой.

— Инга, я пойду отдохну, — сказал он секретарше. — Если кто будет звонить — я дома. А лучше, если меня сегодня никто не будет беспокоить.

Секретарша наклонила коротко стриженную голову.

3

У ворот дома заурчала машина. Пауль выглянул в окно, встал, сказав притихшему Гоману.

— Сидеть тихо. Я вас закрою. Не делайте глупостей, Гоман, я найду вас где угодно. Можете располагаться на этой кровати и спать. Вам ничего не угрожает.

Он замкнул дверь и пошел к воротам. У калитки стоял знакомый синий «оппель». Белобрысый шофер возился с мотором, а рядом, вглядываясь в окна дома, стоял Зауэр. Увидев Пауля, он изобразил улыбку на своем одутловатом лице.

— Алло, парень… Я так и знал, что ты дома. У меня к тебе дело. — Он подошел поближе и спросил: — Твой старик еще не появлялся? Очень хорошо. Мне надо осмотреть комнату этого скота Рихтера. Проводи меня.

Они вошли в дом. Зауэр вынул из кармана ключ от комнаты, отпер ее. Постоял секунду, обернулся к Паулю.

— Ты сюда не заходил?

— Я хотел вечерком… Вдруг Рихтер вернулся бы. И из гестапо ведь люди возвращаются.

Зауэр ухмыльнулся:

— Это бывает редко, малыш. И никогда не бывает, если речь идет о таких, кто работает на нас и подводит… Учти это, парень. Ну что ж, посмотрим… — Он достал из кармана бумажку, заглянул в нее. — Ну и почерк у этого слюнтяя! Ничего не поймешь. Итак, тетрадь в столе… Ага, он не закрыт. Та-ак, вот тетрадь. Ясно. — Зауэр мельком глянул в нее, свернул, положил в сумку. — Дальше… чемодан. Ну-ка, тяни сюда его, парень. Вот ключ. Отпирай.

Пауль отомкнул крышку чемодана. Зауэр бесцеремонно оттолкнул его, стал ворошить рубашки, галстуки. Вынул холщовый мешочек, развязал узел стягивающей его веревки. Сыпанул содержимое на ладонь. Посыпались золотые монеты.

— Видал, Крейчке? Это он прихватил коллекцию одного еврея. Ее потом искали две недели, пустили в расход одного парня, на которого я погрешил… А этот хорек прибрал монеты себе. Ты правильно поступил, что донес на него. Он мог бы продать всех и всем. Он продавался за деньги, скотина! — Зауэр сунул мешочек в сумку и извлек со дна чемодана пухлую пачку рейхсмарок. Выпрямился, подумал. Отобрал три сотенные бумажки, протянул Паулю. — Бери, Крейчке, я всегда был для своих парней хорошим начальником, если они понимали меру. Тряпки возьми себе. Он был