Шрифт:
Закладка:
В то время архипастырем Антиохийской церкви был святой и богобоязненный епископ Вавила. Избранный по указанию Божественного Промысла на престол архиерейский, святой Вавила «был образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте» (1Тим. 4:12). В то время как совершали идольский праздник и бесчеловечное убийство, епископ, собрав всех христиан, находившихся в Антиохии, в святой храм, приносил там бескровную жертву Богу истинному, молясь о своем словесном стаде, чтобы не расхитили его душепагубные волки; при этом он поучал своих словесных овец быть твердыми в вере и не отпадать от церкви во время бедствий. Возвращаясь с мерзкого и человекоубийственного жертвоприношения, нечестивый царь направился к христианскому храму, желая видеть совершение Божественных Таин и своим входом во храм грозя осквернить святыню Господню. Услыхав, что нечестивый царь со всем своим синклитом идет в церковь, ревнитель славы Божией, великий святитель Вавила, оставив Божественный алтарь и выйдя царю навстречу, остановился в церковных дверях. При приближении царя к храму, святитель громким голосом воскликнул:
— Не должно тебе, царю идолопоклоннику, входить в святыню Бога Живого и осквернять ее своим присутствием.
Обличая и укоряя царя за его идолопоклонническое нечестие, святой Вавила дерзновенно препятствовал царю и не допускал его войти в церковь. И когда царь подошел еще ближе к церковным дверям, святой Вавила, приложив свою правую руку к груди царя, оттолкнул его от храма Божия, так что царь возвратился назад с великим стыдом. Так как с ним были слуги и войско, то он хотел силою войти в церковь, но Божественная сила, действовавшая чрез святого Вавилу, не попустила нечестивцу коснуться даже порога церковного: слова Вавилы были страшны для безбожника, как слова ангела. К тому же, ввиду большого стечения народа и многочисленности верующих, царь опасался, как бы не произошли распри и возмущение. Посему он, молча подавив досаду, разгневанный возвратился в свои палаты. Но на другой день он повелел предать церковь огню, и, потребовав святителя к себе, стал упрекать его за дерзкий поступок.
— О, несчастнейший из всех смертных! — говорил царь. — На кого ты надеялся, когда осмелился сопротивляться моей державной власти и воспретить мне вход в церковь? Разве ты не знаешь, какое великое зло досаждать царю и какие казни угрожают тому, кто дерзнет обесчестить личность царя?
Святой Вавила на это безбоязненно отвечал:
— Я не смотрю на царя земного и не стыжусь его лица, но взираю на Царя Небесного и на Него уповаю. Я страшусь Того, Кто поставил меня пастырем Своих овец и повелевает мне стеречь их от нападений волка и не допускать, чтобы зверь входил в стадо. Не царю я досадил, так как знаю, что такая дерзость равносильна сумасшествию, но удержал того, кто хотел своим входом оскорбить святыню Божию и осквернить ее. Посему по справедливости тебе следовало бы воздать мне благодарность за то, что я удержал тебя от такого злого намерения: исполнив его, ты совершенно погубил бы себя, так как бесконечно оскорбил бы своего Создателя, отпасть от Коего злее всякой смерти.
— Приличнее было бы тебе, — говорил Нумериан, — раскаяться во вчерашней твоей дерзости против нас и просить прощения, а ты и теперь еще нам досаждаешь.
— Не должно нам, христианам, — отвечал Вавила, — никого из людей ни укорять, никому ни досаждать. Не досаждаем мы и тебе: ибо не должно бесчестить создание Божие, сотворенное по образу Божию и по подобию. Однако, если кто восстает на Бога и наносит оскорбление Его святыне, тот не только не достоин почтения, но вполне справедливо его возненавидеть, как врага Господня, по слову Давида: «мне ли не возненавидеть ненавидящих Тебя, Господи, и не возгнушаться восстающими на Тебя? Полною ненавистью ненавижу их: враги они мне» (Пс. 138:21–22).
— Оставь свое многоглаголание, — сказал ему царь, — и послушай нас: если ты хочешь избавиться от казни за свое преступление и получить прощение, то принеси жертву нашим богам и поклонись им.
— За порученное мне стадо, — отвечал святитель, — я готов перенести всякое страдание и даже умереть.
И немного помолчав, сказал:
— Я не могу отречься от Бога моего и служить ложным богам, о беззакониях коих стыдно и подумать.
— Снова говорю тебе, — сказал царь, — оставь свое многоглаголание и принеси жертву богам. Если же не исполнишь сего, то моя власть так же зло погубит тебя, как зол ты сам.
Вавила отвечал:
— У меня было желание избавить тебя от мрака, тебя окружающего, чтобы ты мог избежать нескончаемых мучений, а ты и себе приготовляешь еще большие муки, и других к ним призываешь. Истинно говорю тебе: не можешь ты избежать рук Бога Живого.
Тогда мучитель притворился кротким и стал спокойно спрашивать святого Вавилу:
— Можешь ли ты, — сказал он, — объяснить нам, что такое Бог?
Вавила отвечал:
— Существа Божия постигнуть невозможно, хотя бы ты употребил для сего всё старание; ибо Бог есть вечно сущий Царь и Творец всего, неизреченный, непостижимый, не подлежащий испытанию умом человеческим, начало и сила всего. Он сотворил ангелов и архангелов и все другие бесплотные существа; после них — Он создал человека и даровал ему бесчисленные блага, поставил его царем на земле, по подобию того, как Он Сам царствует на небесах, и поместил его в раю. Для того же, чтобы человек понял свое высокое назначение и имел признак того, насколько он выше животных, Бог привел их к нему и повелел дать имена им. Бог создал человеку помощницу и удостоил его наслаждаться беседою с Собою. Неблагодарный человек презрел своего Создателя и с пренебрежением отнесся к Его заповедям, а врага своего, не сделавшего ему никогда никакого добра и только польстившего ему, послушал. Поверив льстивым его речам, он праведным судом Божиим был изгнан из рая. Но незлобивый и благий Бог, хотя и отогнал человека от Себя, однако, непрестанно ему благодетельствует, явно показывая, что, несмотря на наши бесчисленные прегрешения, не хочет Он нашей погибели, но всячески устрояет наше спасение.
Слушая такие речи, Нумериан не мог их понять. Да и как могла уразуметь их его душа, не знавшая благодати, не наставленная в учении веры? Однако, из стыда пред стоящими вокруг, что не заметили они его непонимание, он сделал вид,
