Занятый работой, Педро не обращал внимания на своего ученика, а тот, прислонившись к стене, чувствовал себя совершенно потерявшимся: боялся двинуться, не знал, что делать с руками, куда смотреть. Стоявший неподалеку у своей машины рослый рабочий насмешливо поглядывал на него, перемигиваясь со своим напарником и как бы спрашивая того: «Что это за верзила тут торчит?» Немного погодя Орасио заметил, что и мальчишки, соединявшие нити, — такие же, как и он, ученики, — время от времени оборачивались в его сторону и пересмеивались. Он догадывался, что эти улыбки относятся к его возрасту — мало кто приходил учиться ремеслу после двенадцати лет, — и это злило его. Даже Педро, уже опытный рабочий, был моложе Орасио.

Наконец вернулся Сампайо. Мастер не любил тратить время на учеников, и они обучались сами — месяц за месяцем, год за годом. Так повелось еще с тех времен, когда на фабрике работали от зари до зари. Так обучался когда-то и он, и немало тогда получил зуботычин — теперь-то этою и в помине нет… Но этим великовозрастным учеником, которого поручил ему Матеус, Сампайо решил заняться лично.

— Это просто, — начал он. — Вот бабины с ровницей — она похожа на шерстяную пряжу, но еще не скручена. Теперь смотри!.. Концы нитей присоединены к веретенам… По мере отхода каретки эти нити становятся все тоньше и тоньше. Видишь?.. Когда каретка доходит до конца, веретена скручивают нити, а при обратном движении нить наматывается на шпулю… Понятно?

Орасио ничего не понял, но предпочел смолчать.

Мастер велел остановить каретку.

— Видишь, как она устроена?

— Вижу… — робко проговорил Орасио.

— Хорошо! Сейчас главное — уметь присучивать нить. Остальному научишься со временем.

Сампайо протянул руку и порвал одну из нитей:

— Смотри, как надо присучивать. Соединяются два конца… вот так, как я показываю… — Повернувшись к Педро, он приказал: — Теперь показывай ты. Только будь терпелив. А ты становись рядом!

Каретка снова задвигалась…

Орасио, следя за движениями Педро, тоже начал бегать вдоль машины. То, что мастер просил прядильщика быть терпеливым, показалось ему унизительным…

Не прошло и трех часов, как Орасио удалось присучить нить без остановки каретки. Педро похвалил его, но сказал, что это нужно делать быстрее. Немного погодя Орасио снова соединил оборвавшуюся нить. Теперь он чувствовал себя уже увереннее.

В перерыв он уселся в столовой рядом с Педро, чтобы съесть суп, хлеб и сардины, которые дала ему с собой Жулия. Рабочие постарше толковали за едой о каком-то уволенном товарище — Паредесе. Все отзывались о нем тепло и сожалели о его судьбе. Но Орасио показалось, что они не говорят всего, что думают, будто кто-то из присутствующих мешал им. Больше других возмущался чесальщик Трамагал и при этом искоса поглядывал на Орасио. Один из рабочих сказал:

— Он прогулял за год всего четыре дня. За это не увольняют… Это только предлог. А суть в том, что он стар и, конечно, работает медленнее. Скоро так же поступят и со мной…

Орасио взглянул на говорившего. Это был старик с редкими седыми волосами и глубоко запавшими глазами.

— Эта участь ожидает каждого из нас, старых рабочих, — добавил старик.

Наступило молчание; рабочие задумались, некоторые даже перестали жевать.

Трамагал не соглашался со стариком:

— Паредес еще хорошо работал. Никто лучше его не знал машины. Всю жизнь он проработал на фабриках. Теперь он, правда, стар, но многие молодые ему и в подметки не годятся. — Он посмотрел на парня, который сидел слева от Педро. — Его уволили потому, что хотели дать место другому! По протекции!..

Парень запротестовал:

— Никакой у меня протекции не было, слышишь?

— Да знаю! Но когда тебя перевели на место Паредеса, Педро стал прядильщиком, а на его место приняли нового ученика…

Педро повернулся и хотел что-то сказать, но Трамагал остановил его:

— Ты ни в чем не виноват. Я знаю.

Воцарилось неловкое молчание. Орасио мрачно посмотрел на Трамагала. И не смог сдержаться:

— Если вы говорите обо мне, то ошибаетесь! Я не хотел, чтобы из-за меня кого-то уволили. Знай я об этом, никогда бы сюда не нанялся… Понятно?

Трамагал пожал плечами и презрительно бросил:

— Видать птицу по полету…

Орасио вскочил, но Педро удержал его за руку и обратился к Трамагалу:

— Не затевай скандала. Иначе нас всех повыгоняют…

Однако тот не унимался:

— А, чего там! Ведь здесь же бордель! Для наших ребят мест на фабрике нет, а чужаки приходят и сразу устраиваются!.. Скоро нашим детям придется просить милостыню, пришлые бродяги все заполонят… Поглядите, этому парню уже под тридцать, а лезет в ученики, хотя по закону поступающий ученик не должен быть старше шестнадцати лет. Если его взяли потому, что сейчас прибавилось работы, то почему же выгнали Паредеса? И чего только смотрит союз!

Орасио стал было отвечать, но в спор вмешался тот же седой рабочий.

— Перестань! — обратился он к Трамагалу. — Паредеса уволили потому, что он стар и болен. Он уже отдал фабрике все, что мог. Так же было с Армандо, с Тельядаисом, с Висенте, со многими… Никто под них не подкапывался. Где ты видел хозяина, который держал бы стариков? В прежнее время их выгоняли на улицу без всякого пособия… Теперь профсоюз дает им по двадцать эскудо в неделю. Все-таки на эти деньги можно раз поесть…

Кое-кто улыбнулся. Орасио снова попытался ответить Трамагалу, но Педро, крепко сжав ему руку, потребовал:

— Молчи! Молчи!

Закончив обед, несколько рабочих ушли и увели с собой Трамагала. Седой старик с запавшими глазами подошел к Орасио.

— Не сердись на Трамагала, он неплохой человек. Но скажи мне: какого дьявола тебя угораздило в таком возрасте поступить учеником?

Старик понравился Орасио с первого взгляда, и юноша ему все рассказал. Тот слушал внимательно, даже перестал есть вареную картофелину, которую держал в руке. Когда Орасио закончил, старик улыбнулся:

— Примерно так я и думал. Стало быть, нужда гонит. Меня удивляет другое: ты взрослый человек, а жизни еще не знаешь… — Он взглянул на Педро: — В конце концов, вы оба молоды, и в мире еще многое изменится… Я все объясню Трамагалу. Не сердись на него, — сказал он, переводя глаза на Орасио. — Будем друзьями, идет? Мое имя — Жозе Ногейра, но все зовут меня Марретой.

Орасио назвал себя. В этот момент послышался гудок — обеденный перерыв кончился.

Доев наконец свою картошку, Маррета вышел из столовой.

— Видать, хороший человек! — заметил Орасио. Педро подтвердил это кивком