Шрифт:
Закладка:
Ли Хюнсунг, словно понимая ее сердце, остался рядом с ней.
— Я пойду с тобой.
Он буквально стал щитом из кованой стали и побежал вперед, прокладывая путь. Он пробивался сквозь волны звезд и бури Безымянных. Так же, как Джун Хивон нужно было что-то подтвердить, так и Ли Хюнсунгу.
Что-то, что нужно было подтверждать снова и снова.
Ква-кваквакваква!
Словно оседлав саму волну, они вдвоем взлетели и в одно мгновение приземлились позади Ким Докча. Такое было возможно только потому, что все остальные Внешние Боги были сосредоточены перед ним.
— Хивон-сси!
Было ли это из-за Кольца Хаоса, нарисованного на тыльной стороне ее руки? Даже обнаружив присутствие Джун Хивон, Безымянные проигнорировали ее и просто бросились вперед.
Теперь перед ней был Ким Докча, высокий, как огромный небоскреб. С его массивного тела капала густая, черная как смоль жидкость.
Даже не осознавая этого, Джун Хивон протянула руку и коснулась его.
Ощущение было незнакомым.
В прошлом ей довелось крепко держать руку спящего Ким Докча. Это было после того, как он вернулся из другого мира, на целый день потеряв сознание в комнате, которую приготовили для него товарищи. Как ощущалась тогда его рука?
Возможно, он почувствовал ее присутствие, потому что большая голова Короля Внешних Богов повернулась и посмотрела себе за спину.
Ку-гугугугу…..
Белое дыхание вырвалось из этой огромной головы.
— Ким Док...
Хотя Джун Хивон знала, что не должна этого делать, она все равно сделала несколько шагов назад. Его огромная пасть открылась навстречу ей.
[Вероятность Сценария активируется!]
[Все Ваши Истории предупреждают Вас!]
Большой черный глаз Короля Внешних Богов отразил ее нынешнее выражение лица.
Она не хотела делать такое лицо. Она не хотела смотреть на Ким Докча такими глазами. К сожалению, ее руки уже двигались независимо от ее воли.
— Ааааааа!!!
Карающий Меч разрубил тянувшееся к ней щупальце. Ее меч двигался бесконтрольно, словно теперь они были непримиримыми врагами.
Щупальце с шумом разорвалось, и из него вытекла История.
«— Докча-сси, сейчас мы счастливее, чем тогда, верно?»
«— ...Если ты имеешь в виду, что сейчас лучше, чем раньше, то да, ты права.»
Это была История, которую она точно хорошо знала.
«— Я тоже так думаю.»
Она слушала эту историю, еле держась на ногах. История, которую помнили только Ким Докча и Джун Хивон, сумела завладеть ее сознанием.
Избавившись от затуманенного зрения, она смогла рассмотреть окружающий вид. Она думала, что за это время ей удалось отрубить довольно много щупалец, но на его теле не было ни одной заметной раны. А Ким Докча тем временем увеличился в размерах настолько, что трудно было поверить, что раньше это был единственный человек.
Теперь он напоминал массивную стену, возвышающуюся в одиночестве.
[■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■…]
Стену, которая никогда не будет заполнена, что бы на ней ни было написано. Стоя перед этой стеной, Джун Хивон впала в отчаяние.
Кого волновала «Последняя Стена»? Она даже не смогла преодолеть стену одного человека.
Затем она заметила вдалеке Хан Союнг, которая что-то кричала ей, пытаясь добраться сюда. Если бы это была она, смогла бы она преодолеть эту стену?
— Должно быть, это здорово – быть писателем и все такое.
Во время отдыха «Компании Ким Докча» Джун Хивон, лежавшая посреди горного склона, сказала это Хан Союнг.
— Что значит "здорово"?
— Нет, ну, человек, который умеет хорошо писать, умеет и красноречиво говорить, верно? Я бы тоже хотела быть такой.
— Что, чтобы ты могла написать любовное письмо Ли Хюнсунгу?
— Нет, не это.
Джун Хивон молча посмотрела в сторону Ким Докча. По одному только этому взгляду Хан Союнг, казалось, поняла, что хотел сказать ее собеседник.
Ким Докча, так упорно борющийся на глазах у своих товарищей. Дурак, который по-идиотски пытался выполнить шуточный сценарий «Выходной Работников» – Хан Союнг увидела его и ответила так.
— Любой может написать историю.
Джун Хивон подняла голову и посмотрела на это существо, которое когда-то было Ким Докча.
Она не была писателем, как Хан Союнг. С другой стороны, она также не была заядлым читателем, как Ким Докча. Поэтому она не могла ни писать, как Хан Союнг, ни читать, как Ким Докча.
Однако это еще не означало, что она не могла ничего писать или читать.
— Какая разница, если ты не умеешь хорошо писать? Как ты и сказала, ты же не писатель, верно?
Наверняка этот мир может быть внутри романа "Пути Выживания". Это вполне может быть история, написанная живущим где-то автором и прочитанная кем-то другим.
Однако этот "роман" был ее жизнью.
[И именно поэтому она тоже имела право написать следующее предложение этого мира.]
Джун Хивон медленно опустила меч и спросила.
— ...Докча-сси. Ты помнишь то время?
Она не знала, слушает он или нет. Несмотря на это, она все равно положила руку на очень маленькое углубление, которое создала на этой массивной, обширной стене. Из этого углубления просочились сцены, которые она пережила вместе с Ким Докча. Вот они поднимаются по небесной лестнице, одетые в официальные наряды.
— Тогда я была по-настоящему счастлива. Когда мы вместе пошли в магазин, чтобы купить новую одежду, и посетили «Эдем», как кучка знаменитостей.
Ей нравился этот мир. Все было разрушено, и все, что она могла видеть – это обширное опустошение, но, благодаря тому, что мир был таким, она смогла найти свою истинную ценность.
— ...Ты сказал это, не так ли? Что этот мир предпочтительнее. Мы ведь такие люди, не так ли?
Ответа Ким Докча не последовало.
Джун Хивон расширила рану на щупальце. Как бы говоря: не забывай эту рану, пожалуйста, помни ее так же, как помнил бы эту рану.
— Вот почему, ты тот, кто может делать только это, верно?
Джун Хивон поняла Ким Докча.
[Если она не убьет Ким Докча, этот мир погибнет.]
Глаз огромного Короля Внешних Богов теперь смотрел на нее. По движению его головы казалось, что он выражает свое согласие. Джун Хивон посмотрела прямо в этот глаз и заговорила.
— Как я вообще могу убить тебя...
Ее зрение снова затуманилось, тело задрожало.
Спасение Ким Докча было жестоким. Подобно спасению тонущего лезвием, тем, кого он спас, была нанесена незаживающая рана.
— Не смеши меня… Это не спасение...
Джун Хивон пошатнулась, словно собиралась прислониться к стене.
Мир, где никто не пытался спасти другого. В этом мире, где существовали только жертвы, нет, в мире, где раны жертв были выставлены напоказ, здесь была