пленных негров в штаты Конфедерации для наказания за бунт], вынуждают нас проводить различие между неграми, которых можно идентифицировать как рабов, и теми, кто является свободными жителями Соединенных Штатов»[1402]. В целом южане обращались с последними (как и с их белыми офицерами) как с военнопленными, но это не обязательно подразумевало равное отношение. Нередко надзиратели отряжали чернокожих заключенных на чистку отхожих мест, в похоронные команды и для другой грязной работы. В тюрьме Либби в Ричмонде десять белых офицеров и четыре солдата негритянского полка были посажены в тесную комнатку рядом с кухней, где им давали только хлеб и воду и где они едва не задохнулись от кухонных запахов. Другой заключенный писал: «На полу комнаты стоял открытый таз для экскрементов, который меняли лишь раз в несколько дней». В Южной Каролине чернокожие солдаты 54-го Массачусетского полка и других северных частей содержались в тюрьме Чарлстона, а не в лагерях для военнопленных[1403].

Вполне возможно, что их пребывание в гражданских тюрьмах было таким же, если не лучшим, чем у их белых товарищей в тюрьмах военных. Общественное мнение Севера было возмущено условиями содержания не чернокожих, а вообще всех военнопленных армии Союза. Кампания 1864 года привела к попаданию большого количества пленных в наспех оборудованные лагеря, и сразу после этого появились леденящие душу истории о болезнях, голоде и издевательствах охраны. Символом варварства южан стал лагерь в Андерсонвилле, на юго-западе Джорджии. Андерсонвиллская тюрьма была устроена в начале 1864 года для заключенных, ранее взятых в плен на острове Белл-Айл на реке Джемс около Ричмонда. Близость союзных войск, постоянная угроза освобождения заключенных и перегруженность транспортной системы Виргинии, которая едва справлялась со снабжением жителей и собственной армии, не говоря уже о янки, не позволяли оборудовать тюрьму в этом штате. Огороженная частоколом тюрьма площадью 16 акров, рассчитанная на 10 тысяч заключенных, вскоре переполнилась, приняв пленных как из армии Шермана, так и с восточного фронта. Позже ее площадь увеличилась до 26 акров, на которых к августу 1864 года оказались втиснуты 33 тысячи человек — в среднем на каждого человека приходилось 34 квадратных фута. Людей донимало палящее южное солнце, никакого укрытия, кроме того, что они сами могли смастерить из веток, кусков брезента, одеял и остатков ткани, не было.

Для сравнения, в лагере в Эльмире (штат Нью-Йорк), считавшемся худшим на Севере, находилось максимум 9600 заключенных, живших в бараках. Территория лагеря составляла 40 акров, таким образом, на каждого человека приходилось 180 квадратных футов. Летом 1864 года каждый день в Андерсонвилле умирало более сотни пленных, а всего из 45 тысяч побывавших в этом лагере умерло от болезней, лишений и недостаточного питания 13 тысяч человек[1404].

Андерсонвилл явил собой самый наглядный пример того, что многие на Севере считали дьявольским заговором по умерщвлению пленных янки[1405]. После войны федеральная военная комиссия предъявила обвинение и казнила коменданта лагеря Генри Вирца за военные преступления — единственный подобный процесс по итогам Гражданской войны. На сегодняшний день остается неясным, был ли Вирц виновен в чем-то большем, чем в своем дурном характере и неэффективном руководстве. В любом случае, он стал козлом отпущения за все грехи южан. Большое количество воспоминаний узников, не теряющих с годами своего мелодраматизма, хранили в памяти потомков все ужасы плена. В этой части историю и правда писали победители — добрых пять шестых всех мемуаров о заключении написано северянами.

В 1864 году на Севере все громче раздавались призывы отомстить пленным мятежникам, чтобы вынудить конфедератов лучше обращаться с северянами. «Принцип „око за око“ порочен, — признавала New York Times, — но боль и страдание наших товарищей и братьев в этих ужасных тюрьмах — еще хуже. Никакое государство не может позволить, чтобы его солдаты хотя бы день провели в таких условиях, в каких наши воины находятся вот уже три года». Когда в результате специального обмена больными пленными на Север вернулись несколько живых скелетов, ксилографические копии их фотографий появились в иллюстрированных изданиях, произведя эффект разорвавшейся бомбы. Что можно ожидать от рабовладельцев, «родившихся для тирании и взращенных для жестокостей»? — задавалась вопросом умеренная обычно Times[1406]. Комитет по ведению войны и Санитарный комитет опубликовали свои отчеты о состоянии южных тюрем, основанные на сообщениях лазутчиков и интервью с обменянными или бежавшими пленниками. «Чудовищные преступления мятежников, — комментировал отчеты военный министр Стэнтон, — не могут не наполнить ужасом весь цивилизованный мир… Складывается впечатление, что на Юге выстроена варварская, людоедская система обращения с пленными». Августовская передовица одной из атлантских газет была подхвачена и растиражирована северной прессой: «В Андерсонвиллском лагере в течение одного чрезвычайно жаркого дня на прошлой неделе умерло более 300 больных и раненых янки. Мы благодарим Бога за такое благодеяние». Это было одним из тех штрихов, на основании которых северяне убеждались: «Политика Джефферсона Дэвиса — морить голодом и холодом наших заключенных, мало-помалу сводя в могилу тех, кого он не осмелился растерзать на месте… Говорят, что нам нельзя мстить, но почему?»[1407]

Военное министерство Соединенных Штатов все же нашло способ отомстить южанам. В мае 1864 года Стэнтон распорядился сократить пайки пленников до размера пайков солдат Конфедерации. В теории это ставило пленных мятежников на одну доску с узниками-янки, так как последние должны были получать такое же довольствие, как и конфедераты в действующей армии. На практике же мало кто из конфедератов получал в 1864 году официально положенный паек, стало быть, заключенным полагалось и того меньше, в то время как большинство узников-южан питались лучше, чем их товарищи на передовой. Тем не менее сокращение рациона пленников свидетельствовало об ужесточении политики Севера. В сочетании с колоссальным ростом числа пленных в 1864 году это привело к ухудшению условий содержания в северных тюрьмах, пока лишения, болезни и уровень смертности в некоторых из них не сравнялись с условиями в южных (за исключением Андерсонвилла, который выбивался из общего ряда)[1408].

Такое положение вещей привело к усилению требований возобновить практику обменов. Многие заключенные Андерсонвилла и других тюрем подписывали петиции в адрес Линкольна, где просили об этом, и даже власти Конфедерации пропускали делегации заключенных с этими петициями в Вашингтон. Из этой затеи, однако, ничего не вышло. Лето шло, и дневники узников Андерсонвилла становились все печальнее: «О чем думает правительство, позволяя солдатам гнить здесь?.. Может ли правительство существовать и наблюдать за тем, как мы постепенно умираем здесь?.. Я не верю, что наши правители способны вести себя столь подло по отношению к нам… Мы теряем веру в старину