– Я занимаюсь нефтяным бизнесом, экспортом за рубеж, – Самбиев на клочке бумаги пишет свои данные и телефон – не работающий Россошанской в Грозном.

– Так вы чеченец? А не знаете такого – Ахмиева? Он правда, жил в Орджоникидзе, а сейчас, говорят, скрывается в Грозном.

– А почему он скрывается?

– Меня «кинул»… Представляешь, год без сучка и задоринки работали, а потом он мне на восемь мехсекций «воздух» загнал, и еще четыре я ему без предоплаты отправил… Наколол, гад! – вслед необузданный мат на весь салон, и на ухо, шепотом: – Кто достал бы его – половину отдал бы.

Невзгоду встречают прямо у трапа. Самбиева посадили на переднее сиденье черной «Волги». На заднем сиденье директор и видимо его зам. Минут пять-десять они поговорили о делах, потом последовал храп. За городом, в голой ночной степи, Самбиев тоже вырубился во сне.

Шум открывшейся двери, свежий поток воздуха разбудили Арзо. Они остановились у поста ГАИ. Уже светало, более трех часов ехали.

– Здравия желаем, Николай Семенович, – отдал честь инспектор.

В ответ барский тон и машина тронулась дальше.

– Проснулся, нохчо? * Как тебя кликать?… А Арзо… А ты отчаянный малый, ничего не спросил, сел и едешь.

Самбиев спросонья протирал глаза.

– Я здесь, – продолжал бас сзади, – одиннадцать лет был первым секретарем райкома. Демократы сняли… думают надолго. Хе-хе, скоро вернусь, я им кислород перекрою, на коленях поползают.

Въехали в большое просыпающееся село, у солидного здания с надписью «Ликероводочный комбинат «Раздолье» остановились.

Арзо, как и все, вышел из машины, но его в контору не пригласили.

– Вот все, что о нем известно: договора, счета, корреспонденция, – выйдя из здания конторы минут через пятнадцать, говорил Невзгода: – Такое же досье я передал в милицию… Найдешь, век благодарен буду. А в контору, домой – не приглашаю, зарок дал – вас, чеченов, близко не подпускать.

– А с чего вы взяли, что он чеченец? К тому же, по вашим данным, он из Осетии.

– Мне что осетин, что чечен, что грузин – один хрен-дрова… Так что извиняй, дружок, вот машина тебя до автовокзала довезет.

– Простите, Николай Семенович, – задержал прощальное рукопожатие Самбиев, – неужели в вашей жизни все беды только от нас?

– Ладно, прощай… Устал я.

Обозленный Самбиев сел в машину; только тронулись, от взмаха Невзгоды остановились.

– А вообще-то, нохчо, ты прав. Летал-то я в Сибирь для разборок, меня зять, муж родной дочери, кого я в люди вывел, облагодетельствовал, похлеще этого кинул, да еще дочь обнесчастил и мне в харю плюнул… Вот так… – и далее, глянув на водителя, – отвези его до Ростова, и пока в поезд не сядет, провожай… Прощай, – хлопнула дверь.

В Грозном первым делом за три тысячи долларов куплен новенький «Москвич -2141» для Арзо, и подержанная «Нива» для Лорсы. Еще Самбиеву-старшему необходимы офис и хорошая связь – для оперативности. Однако на это средств пока нет, и он, пока Лорса со своей группой выискивает некого Ахмиева, сутками напролет составляет какие-то «наполеоновские» схемы, просчитывает различные варианты, вместе с Дмитрием мотается по нефтяным объектам республики.

Под стать напряженному графику жизни Арзо и его настроение: он со всеми сдержан, сух, неэмоционален, отстранен в быту, в личной жизни. Родные и близкие с пониманием относятся к его замкнутости, видят, что он другим поглощен, и только Полла не может с этим смириться, пытается найти для себя место в его жизни, однако все бесполезно, муж ныне не нуждается в ее ласках, расслабляться от массажа не желает, наоборот, стремится к полной мобилизации, к концентрации всех сил и чувств на достижение поставленной цели. И цель эта – не только заработать много денег, а организовать свое собственное внушительное дело.

Однако Полла не сдается: украдкой, осторожно ложится она ночью рядом с мужем, пытается прижаться к нему. Арзо отталкивает ее, грубо цедит «я устал», отворачивается.

Наутро в квартире нет света, оттого и воды нет. Арзо злой на весь мир, и прежде всего на ближнего – жену.

Завтракает он машинально, без разбору, без аппетита, просто так положено. Напротив, полубочком села Полла.

– Я звонила Нине, искала тебя, беспокоилась.

– Правильно сделала, молодец.

– Она рассказала, – пауза, глубокий глоток, – что у тебя, помимо «почти что жены» Светы и медсестры Веры, еще и Юля есть и совсем юная Зина появилась.

– Внеси в этот список и Нину, – полетела на пол вилка, муж вскочил,- и себя не забудь!

Он стал спешно обуваться во мраке коридора.

– И я в этом списке? – очень тих голос Поллы.

– Все вы в этом списке! – рявкнул муж, выскочил в подъезд.

За рулем машины он напрочь выкинул из головы неприятный разговор с женой, вновь и вновь обдумывал свою речь на предстоящей деловой встрече, глядя в зеркало, беспокоился о своем не тщательно умытом, не выбритом лице, плохой прическе. Как назло, к проезду президента надолго перекрыли движение по центральным улицам и, пробираясь окольными путями, он попал в толчею людей и машин у базарной площади. Кричать и сигналить оказалось бессмысленным, время бежало, он опаздывал, от гнева дрожал, крутя во все стороны баранку попытался развернуться, и тут в поле его зрения случайно попали цветы: много-много цветов. На секунду он замер, одумался. Бросив в непонятном положении машину, не обращая внимания на окрики других водителей, побежал к ярким соцветиям…

– Как хорошо, что ты вернулся, – встревоженно встретила Арзо Лариса Валерьевна.

– Это вам, – вручил он ей один букет. – Где она?

Полла свернувшись клубочком, тихо лежала на кровати. Глубоко склонившись, Арзо глянул в ее безжизненно-бледное лицо; током прошибло его тело.

– Выйдите, пожалуйста, – попросил Арзо Россошанскую, запер дверь.

… Примерно через час, а может более, он слегка расслабил свои жаркие объятия.

– Как ты, Полла?

Ее разрумянившееся лицо пылало жизнью, сквозь испитые розовенькие губы слышалось еще учащенное, сладостное дыхание, вокруг влажных глаз синева упоительной страсти.

Она стыдливо прикрыла глаза, спрятала лицо в его груди.

– В пропасть летела, – сильнее прижалась она.

– Полла, все это брехня…Ты веришь мне, Полла?

– Арзо! Как не верить?! Не губи, ты ведь один единственный у меня на целом свете. Делай, что хочешь, но не отталкивай, не спихивай меня в пропасть, просто…

– Замолчи, не плачь. Я ведь просил тебя не плакать.

– Как мне не плакать – никого нет и не будет.

– Потерпи, будет у тебя еще много детей.