Прежде всего, система окказионализма служила промежуточным звеном между Декартом и Спинозой. Декарт видел механизм в материи, но свободу в разуме; Малебранш считал Бога единственной причиной каждого действия каждого разума; Спиноза, столь же «одурманенный Богом», как и монах, соглашался с ним в том, что умственные и физические ряды были параллельными продуктами одной творческой силы. Невольно благочестивый ораторианец, видящий Бога повсюду, преподал, даже верующим, пантеизм, которому не хватало только фразы Deus sive natura — Бог или природа — чтобы стать философией Спинозы и Просвещения.

IV. ПЬЕР БЕЙЛЬ: 1647–1706 ГГ

Отец Просвещения» был сыном гугенотского священника, служившего в городке Карла в графстве Фуа, под Пиренеями. Первые двадцать два года жизни Пьер прожил там, усваивая греческий, латынь и кальвинизм. Он был чувствительным, впечатлительным юношей. Отправленный в иезуитский колледж в Тулузе (1669), чтобы получить лучшее классическое образование в пределах возможностей и средств своей семьи, он влюбился в своих учителей и вскоре обратился в католичество — так горячо, что попытался обратить в свою веру отца и брата. Они терпеливо терпели его, и через семнадцать месяцев он вернулся к родительской вере. Но теперь, как еретик, он подлежал преследованию со стороны Римской церкви. Чтобы защитить его, отец отправил его в кальвинистский Женевский университет (1670), надеясь, что Пьер примет протестантское служение. Там, однако, Байль открыл для себя труды Декарта и начал сомневаться во всех формах христианства.

Получив образование, он жил в качестве репетитора в Женеве, Руане и Париже и дослужился до должности профессора философии в гугенотской семинарии в Седане (1675). В 1681 году семинария была закрыта по приказу Людовика XIV в рамках его войны на истощение против Нантского эдикта. Байль нашел убежище в Роттердаме и получил место профессора истории и философии в École Illustre, муниципальной академии. Он был одним из первых среди многих интеллектуальных эмигрантов, которые в эту эпоху превратили Голландскую республику в цитадель независимой мысли.

Его зарплата была невелика, но он довольствовался простым существованием, пока у него был доступ к книгам. Он так и не женился, предпочитая библиотеку жене. Он не забывал о женских милостях и прелестях и был бы благодарен за нежную заботу хорошей женщины, но он всю жизнь страдал от головных болей и связанной с ними «мегрим», или меланхолии, и, несомненно, он не решался связать со своими недугами другую душу. Однако были у него и циничные моменты: когда французский иезуит отец Меймбург в «Истории кальвинизма» утверждал, что католические священники принимали переход в протестантизм, чтобы жениться, Бейль спросил, как такое может быть, «ведь какой крест может быть больше, чем брак?». 12

Он рецензировал книгу Меймбурга в томе писем, вышедшем в 1682 году. Он задавался вопросом, может ли человек, сильно привязанный к какой-либо особой вере, писать беспристрастную и правдивую историю. Как можно доверять историку, который, подобно Меймбуру, называет обращение Людовика XIV с гугенотами [до 1682 года] «справедливым, мягким и милосердным?» Обращаясь к самому Людовику, Бейль, пишущий из Голландии, которая так недавно и грубо нападала на Францию, спрашивает: «Какое право имеет любой король навязывать свою собственную религию своим подданным? Если он имел такое право, то римские императоры были оправданы в преследовании христианства. Совесть, считал Бейль, должна быть единственным правителем убеждений человека. Меймбург дал убедительный ответ, добившись от Людовика XIV приказа о том, что любой экземпляр книги Бейля, найденный во Франции, должен быть публично сожжен обычным палачом.

В том же 1682 году Бейль опубликовал свой первый крупный труд «Разные мысли о комете» (Pensées diverses sur la comète) — разные мысли о комете, которая пронеслась по небу в декабре 1680 года. Вся Европа была напугана этой звездой, огненный хвост которой, казалось, предвещал пожар в мире. Только вернувшись к страхам той эпохи, когда и католики, и протестанты воспринимали подобные явления как божественные предупреждения и верили, что в любой момент на грешную землю обрушатся молнии Божьи, мы можем понять ужас, с которым смотрели на это пламенное явление, и оценить смелость и мудрость комментариев Бейля. Даже ученый Мильтон недавно рассказывал, как «комета из своих ужасных волос сотрясает мор и войну». 13 Опираясь на последние исследования астрономов (однако комета Галлея 1682 года еще не появилась), Бейль заверил своих читателей, что кометы движутся по небу в соответствии с установленными законами и не имеют никакого отношения к несчастью или счастью человечества. Он оплакивал упорство суеверий. «Тот, кто хочет найти все причины народных заблуждений, никогда не закончит». 14 Он отвергал все чудеса, кроме новозаветных (без этого исключения его книга не могла бы быть напечатана в Голландии). «В здравой философии природа есть не что иное, как сам Бог, действующий по определенным законам, которые он установил по своей собственной воле. Так что дела природы являются не меньшим следствием силы Божьей, чем чудеса, и предполагают столь же великую силу, как и чудеса, ведь сформировать человека по естественным законам порождения так же трудно, как и воскресить его из мертвых.» 15

Байль смело подошел к одной из самых сложных проблем истории: Возможна ли естественная этика — может ли моральный кодекс поддерживаться без помощи сверхъестественной веры? Привел ли атеизм к развращению нравов? Если бы это было так, сказал Бейль, то из преступности, коррупции и безнравственности, распространенных в Европе, следовало бы заключить, что большинство христиан — тайные атеисты. Евреи, магометане, христиане и неверные различаются по вероисповеданию, но не по поступкам. По-видимому, религиозные убеждения и идеи в целом мало влияют на поведение; это проистекает из желаний и страстей, которые обычно сильнее убеждений. Какое влияние оказали заветы Христа на европейское представление о мужестве и чести, где больше всего превозносят человека, который быстро и жестоко мстит за оскорбления и обиды, который преуспевает в войне, изобретая бесконечное количество машин, чтобы сделать осады более убийственными и страшными; «именно у нас неверные учатся использовать лучшее оружие». 16 Бейль пришел к выводу, что в обществе атеистов нравы будут не хуже, чем в обществе христиан. Большинство из нас удерживает в порядке не столько далекий и неопределенный ужас перед адом, сколько страх перед полицейским и законом, перед общественным осуждением