Шрифт:
Закладка:
На покраску мотоцикла у Лео ушло меньше часа. Когда он вышел с улыбкой на лице и маской, болтающейся на шее, я еще до того, как увидел его, понял, что синий цвет был правильным выбором.
Этот мотоцикл был правильным выбором.
Черт, я гордился тем, что закончил его. Тем, что сделал его сам, своими руками. Мне было приятно разделить часть этого с Лео и разделить этот день с Женевьевой.
Мы оставили части сушиться, попрощались с Лео и вернулись в квартиру.
— Спасибо, — сказала Женевьева, когда мы оказались внутри.
— За что?
— За то, что отвлек меня от дел сегодня. За то, что ходил за мной по городу и следил, чтобы я не была одна. Особенно в продуктовом магазине. Это угнетает — всегда ходить одной.
— С удовольствием. — После месяца, проведенного с ней за продуктами, я бы тоже не хотел ходить один. С Женевьевой это было приключение, гонка. Она проходила через раздвижные двери и превращалась в мощного покупателя. Она как будто засекала время, чтобы увидеть, как быстро она сможет вычеркнуть все пункты из своего списка.
Женевьева пересекла квартиру и упала спиной на кровать, ее длинные волосы разметались по серому одеялу, которое было в одной из ее коробок. Оно было гораздо приятнее, чем выцветший коричневый плед, под которым я спал долгие годы.
Этот плед и сама кровать переехали ко мне от мамы. Она купила ее для меня, когда я вышел по УДО. Может быть, она просто хотела обновить кровать в моей комнате. А может быть, она знала, что я провел три года на тесном, дерьмовом матрасе и без подушки. Мама тяжело зарабатывала свои деньги, и она раскошелилась.
Женевьева накрыла ее мягким одеялом и кучей подушек. Это притягивало — кровать и женщина, лежащая на ней.
Ее стройные ноги свесились через край. Она напевала, закрыв глаза, ее лицо было спокойным и умиротворенным.
Она ослепляла. Когда я впервые назвал ее куклой, это была ошибка. Я подумал, что домашнее имя вроде милая или сладкая поможет убедить людей, что она настоящая. Я так и планировал. Но вместо этого получилось куколка, потому что она была безупречна.
Я стоял у двери, не зная, что делать дальше.
Выходные были тяжелыми для нас. Мы работали подолгу, поэтому в течение недели было легче бездельничать. Женевьева готовила ужин, когда приходила домой. Я убирался. Она читала пару часов, а я смотрел телевизор. Потом мы рано ложились спать. Мы привыкли к такому распорядку, и он работал.
Но мы не нашли распорядка для выходных. Мы проводили больше времени вместе, и именно в эти моменты закрадывалась неловкость.
Женевьева приподнялась на локтях. — Ты не возражаешь, если я посмотрю телевизор?
— Нет. — Я прошел к своему месту — дивану.
Она взяла пульт на тумбочке рядом с кроватью и включила телевизор, прокручивая руководство. Телевизор стоял на тележке возле двери, рядом с новым комодом. Экран был не очень большой, но ничего более крупного в эту квартиру не поместилось бы.
— Я думала устроить марафон Гарри Поттера. Ты не возненавидишь меня, если я буду их смотреть? Они очень хорошие. Мы с мамой читали книги вместе.
Она взглянула на фотографию Амины в рамке на тумбочке, и на ее лице промелькнула боль. Женевьева была в ярости на Амину, но, когда она отбросила гнев, ее ждала глубокая, удушающая боль. Я хотел бы дать совет, как ей пережить это, но, учитывая, что я каждый день живу с этой душераздирающей болью и чувством вины, мне нечего было предложить.
Если просмотр фильмов о Гарри Поттере уменьшит боль на несколько часов, я не откажу ей в этом.
— Давай. Я никогда их не смотрел.
— Что? — Она вытаращилась. — Ты шутишь?
— Не-а.
— Мы смотрим их, — объявила она. — И закажем пиццу на ужин.
— Звучит неплохо. — Телевизор был лучше, чем тишина.
Я расположился на диване так, чтобы видеть телевизор. Чтобы было удобно, мне нужна была подушка. Но Женевьева взяла за правило застилать кровать моей подушкой на случай, если кто-то заглянет с неожиданным визитом. Я переместился, пытаясь найти хорошее место для отдыха. Но, черт возьми, у меня болела спина. Месяц сна на этом диване дал о себе знать.
— Поднимайся сюда.
— А? — Я оглянулся на кровать позади себя.
— Так легче смотреть телевизор. Поднимайся сюда.
На кровать? Даже для просмотра фильма это казалось слишком интимным. Если бы диван не был таким жестким и болезненным, я бы отказался. Как бы то ни было, я спустил ноги с дивана и снял ботинки. Затем я подошел, замешкавшись у матраса.
Она закатила глаза. — Если ты будешь продолжать стоять там, то пропустишь все.
Я сел, закинув ноги на спинку и расслабившись. О, черт. Возвращение на диван было бы жестоким.
— Лучше, да?
— Да. — Лучше — это было преуменьшение.
Мы посмотрели два фильма подряд, прежде чем сделать паузу, чтобы заказать ужин. Фильмы определенно предназначались для детей, но Женевьева обещала, что они будут становиться все мрачнее и напряженнее. Когда приехала доставка пиццы, мы были на полпути к третьему фильму.
— Ты прочитала все эти книги? — спросил я, когда мы сделали паузу, чтобы съесть несколько кусочков пепперони.
— Да. — Она сглотнула. — Они действительно хорошие. Ты много читаешь?
— Раньше читал. — Я колебался, прежде чем добавить следующую часть. — В тюрьме.
— О. — Ее взгляд упал на матрас. Мы не потрудились встать, вместо этого мы ели на коленях. — Как долго ты был в тюрьме?
— Три года.
— Это испортило твое чтение? Тюрьма?
— Не знаю. С тех пор я ничего не читаю.
Ее глаза были такими открытыми и завораживающими. Когда я встретился с ней взглядом, я ожидал либо жалости, либо осуждения. Люди, которые знали, почему я попал в тюрьму, жалели меня. Те, кто не знал, осуждали. Но вместо этого я обнаружил любопытство.
— Хочешь узнать? Мы могли бы вместе почитать Гарри Поттера. Или любую другую книгу.
Как я мог отказать этим умоляющим глазам? — Да, хорошо.
Улыбка преобразила ее лицо. Это была первая настоящая, безудержная улыбка, которую я видел у Женевьевы. Она и раньше была потрясающей, но с этой улыбкой…мое сердце замирало.
— Может, хватит смотреть фильмы, если ты собираешься читать книги?
— Нет. — Я прочитаю книги позже. Пока же я хотел продолжать смотреть, потому
