С трона Разумовский видел, что сквозь толпу протискивается толстяк Махо, явно стараясь оказаться поближе к новой власти.

«Слизняк… С другой стороны, хороший источник информации. Верить ему, конечно, особо нельзя, но порасспросить стоит.».

Мужчина, которому Рим отдал приказ о похоронах, суетливо командовал солдатам оцепления, судя по тому, как они его слушались, это был кто-то из местного армейского начальства.

Андрей окликнул его и добавил к своему приказу:

— Завтра днем придешь сюда. У меня будут к тебе вопросы. Потом снова включил громкоговоритель. — Все свободны. Ступайте по домам и ждите приказа.

Толпа, отхлынувшая от трона, чуть не снесла Махо: и военные, и придворные уходили торопливо, хоть и старались не выглядеть перепуганными. А жрец, суетливо пробирался сквозь встречный поток, не стесняясь толкаться и даже ругаться. Дорогу ему уступали, но видно было, что посетители императорского дворца изрядно озадачены и норовят свалить побыстрее.

Махо наконец-то выбрался из толпы и, подбежав к трону, начал кланяться, приговаривая:

— Великий! Ты поразил их всех! Они будут служить тебе как покорные рабы! Я первый буду служить тебе, только прикажи!

— Да понятно, что будешь служить, — Разумовский встал с трона, и спросил своих: — Слушайте, нам ведь наверно какая-то охрана положена местная? Может, зря я всех разогнал?

— Охрану мы наберем, — несколько легкомысленно ответил Скрип. — А я вот бы сейчас вернулся, и посмотрел, как там наши.

— Так мы сейчас и вернемся, — согласно кивнул Андрей и, повернувшись к толстяку, скомандовал: — Махо, собери охрану, чтобы мы могли двигаться по городу.

Все-таки смена власти не прошла для них бесследно. Все чувствовали некоторое утомление. Бык задумчиво сказал:

— Знаете, а ведь эти ребята, — он кивнул головой на то место, где раньше лежали трупы, а сейчас о бое напоминали только подсыхающие пятна крови, — они ведь не просто солдатики, иначе бы не топтались возле трона императора. По местным меркам они минимум какие-нибудь генерал-лейтенанты. И при этом у них неплохая реакция. То есть, даже такие высокие чины принимают участие в боях лично.

— Сложно сказать, Вась, хорошо это или плохо. По уму-то как раз они и не должны участие в боях принимать. Войну вести, нужны тактики и стратеги. А вот какие из них будут спецы, это мы узнаем только со временем.

В пирамиду к своим они возвращались под охраной почти сорока человек.

— Нафига нам так много? — удивился Бык.

— Вась, — чуть раздраженно сказал Цинк, — мы же не будем всю дорогу группой ходить. Иначе мы информацию собирать десять лет будем. Охрана нужна хотя бы для того, чтобы местные понимали, с кем дело имеют, и быстро и толково отвечали на вопросы. Это типа нашего пропуска.

Рим поморщился и добавил:

— Ребята, я все таки категорически против, чтобы Скрип и Задрот рисковали. Ну, сами подумайте. Здесь диалектов дохера, а без них компьютеры наши — просто ящики с картинками.

— Рим, я вроде как и понимаю, что ты прав, — несколько нервно вмешался Скрип, — только ведь ты и нас пойми. Мы живые люди. Всю жизнь взаперти не просидим. Давай так, один из нас остается с техникой, мы хоть по очереди будем чем-то заниматься полезным.

— Ладно, успеем еще обсудить. Надо бы узнать, как наших разместили. Вы не забывайте, там кроме испанских матросов, у которых сейчас челюсть на полу лежит от количества золота, еще и этот парнишка, как его… — он щелкнул пальцами, вспоминая, — Давид. Кроме того, парни, мы забыли о самом важном.

— О чем?

— У императора, насколько я помню, был сын, который после него правил. Звали его Монтесума второй, империю он слил, не поморщившись. Да и кроме сынули найдутся и недовольные, и желающие на троне посидеть. Это сегодня они просто охерели, потому покорные все такие.

Путь от одной пирамиды до другой, занимал минут десять-пятнадцать. И пока бойцы с интересом при свете дня оглядывали окрестности этого замкнутого города, Рим, поманив к себе Махо, расспрашивал его:

—… и еще нам нужно, чтобы воины и самые значимые люди империи принесли нам присягу.

Слово «присяга» в языке ацтеков Разумовский не нашел, и потому произнес его на португальском.

— Что такое «при-ся-ка», о, Великий? — заглядывая в глаза Риму, спросил жрец.

Он, в отличие от Ксена, вообще лебезил просто неприлично, и Разумовский подумал, что Ксена нужно побыстрее выдергивать сюда и определять его в начальники. «По сравнению с этим слизнем в Ксене военная косточка очень даже чувствуется. Не знаю, в кого там этот Махо верит, но вот как раз у Ксена вера искренняя, а этот, хоть и верховный, больше за свою задницу боится.».

— Присяга — это клятва верности нам. Когда Ауисотль пришел к власти, бойцы и люди клялись ему?

— Да, Великий.

— Расскажи, как это происходило.

Рассказа как раз хватило до второй пирамиды. Ничего слишком нового для себя Андрей не услышал. Заметил только, что команда прекратила оглядывать окрестности, и мужики прислушиваются к разговору.

Сперва, разумеется, просили благословения богов, и будущий император приносил им в жертву тридцать дней подряд десять раз по тринадцать рабов. Получив уверение жрецов, что жертва принята и боги смотрят благосклонно на нового правителя, бойцы дали клятву выполнять его приказы до смерти. Сам местный царек уселся на трон и получил заверения воинской элиты в верности трону. От имени каждой воинской части приносил клятву офицер. Предварительно, разумеется, он получал такую клятву со своих воинов и отвечал за их поступки головой.

— Это, о, Великий, было потрясающее зрелище. Трупы рабов каждый день сваливались к подножию пирамиды, и народ кричал от восхищения.

Разумовский переглянулся с мужиками и ответил:

— Мы не императоры. Мы — боги. Запомни это. От своих войск мы потребуем клятву на крови. Только трусы приносят в жертву чужие жизни и чужую кровь.

Махо побледнел, и стал кланяться еще чаще.

* * *

* Мешика — самоназвание ацтеков, Одно из.

Число тринадцать было священным числом для ацтеков.

Глава 19

Уже в помещении, когда убедились, что со своими все нормально и вкратце рассказали, как прошла смена власти, Бык заметил:

— Дел, конечно, невпроворот, но знаешь, Рим, я бы присягу не откладывал. Мне кажется, не стоит давать им время опомниться.

— Какую присягу? — Анжела, только что прослушавшая о тринадцати днях убийств, с недоумением переводила взгляд с Быка на Разумовского. — Вы что, ополоумели, что ли⁈

— Да не верещи ты раньше времени, — поморщился Цинк, — Придумаем какую-нибудь бескровную церемонию…

— Не, — пробасил Бык, — Бескровную не выйдет.

— Почему? — вмешался Рим.

Ему и в самом деле было интересно понять, дошло ли до мужиков, что здесь, у ацтеков, без смерти и кровищи любой обряд будет смотреться дешево.

— А ты не понимаешь? — удивленно вскинул брови Бык. — По-моему, здесь все очевидно. Молиться они могут, кому хотят, превозносить кого угодно, но верят только в реальное. Пожертвовать свою кровь — это боль и реальность. Смерть — это реальность. А все остальное для них — фигня.

Разумовский улыбнулся и кивнул Быку, с благодарностью думая: «Все же — мне повезло. Мог бы попасть сюда в другой компании, вышло бы в сто раз хуже. Начались бы свары, разборки, вопли о гуманности и прочие.».

В это время Анжела, почти с ненавистью глядя на Быка, злобно проговорила:

— Ну что, переплюнуть ацтеков захотелось? Те тринадцать дней людей резали, а мы будем двадцать шесть⁈

— Да что ты истеришь? — недовольно ответил ей Цинк. — Никто никого резать не собирается. Нам просто нужен ритуал с участием крови. Не ножом по горлу, а чайная ложка из пореза. Разницу улавливаешь⁈

— А где мы возьмем такой ритуал? — чуть растерялась от напора Фифа.

— Где-где… Так и тянет ответить в рифму… Сядь, напряги мозги и придумай! Придумай так, чтобы это выглядело красиво, устрашающе, эффектно и резать никого не надо было. Или ты только верещать можешь?

Наступила небольшая пауза, и тут Бык, с легкой насмешкой, сказал:

— Иди, вон свою «бессмертную классику» почитай и успокойся. Может там, что умное