Шрифт:
Закладка:
Все это происходило так быстро, что она даже не смогла удивиться. Ее швыряло, как щепку на волнах. С тяжестью она опустилась на пол, покрытый грязной соломой, и принялась рассматривать темницу. Ржавая решетка видала лучшие дни, а замок на клетке был здоровым и уродливым. Тут не было даже ведра. Еще раз взглянув на солому, она одернула руку.
«Ладно, ладно, спокойно. Уверена, я смогу им что-то объяснить. Наверняка воспоминания ко мне скоро вернутся. Должны вернуться! Не повесят же они меня без разбирательства, в самом деле?»
Хотелось фыркнуть, но, взглянув на ржавые решетки, стало почему-то не смешно. Виктория попробовала собрать непослушные волосы, которые все время норовили закрыть лицо.
Время шло, и все, что ей оставалось, – это представлять возможную казнь. Картина, как у нее затягивают на шее узел, не могла выйти из головы. Наконец, в коридоре послышались шаги, и перед камерой появился стражник. Вполне обыкновенный, с королевским знаком красной розы на груди. И все-таки Виктория сжалась, хотя внутри нее все протестующе кричало.
– Идем.
– К-куда?
– К первому представителю, ведьма. Живее.
Новость заставила ее слегка оживиться. Пока это еще не казнь. Восхитительно. Теперь-то она точно объяснит, что ни в чем не виновата. Она поднялась в полной решимости, от своего затравленного вида стало стыдно.
– То, что я ведьма, еще доказать надо.
– Шевелись, пока палкой не погнал, – к спорам стражник явно не привык, и Виктория послушно пошла перед ним, каждый раз вздрагивая из-за тычков в спину, когда надо было свернуть. Наконец, ее привели в небольшую комнату с узким зарешеченным окном. Комнатка оказалась настолько узкой, что хотелось поневоле ссутулиться, но она наоборот расправила плечи.
– Ты можешь идти, стражник.
Мужчина за столом явно задался целью отрастить третий подбородок. На нее он не обращал ни малейшего внимания, перебирая листки перед собой.
– Вы первый представитель? – недоверчиво спросила она. Тот не стал отвечать.
Она сделала шаг вперед и решила начать первой.
– Я ни в чем не виновата! Это ложные наветы!
– Знаю, – сказал мужчина, сняв очки и впервые взглянув на нее уставшими глазами.
– Правда?
– Конечно. Ты ни в чем не виновата. Просто оказалась там случайно.
– Ух! Я так рада, что вы понимаете! – Виктория облегченно опустилась на хлипкий табурет перед ним. Требовалась ловкость, чтобы удержать на таком равновесие.
– Работа такая. Вот и объясни, как ты там очутилась.
Она пару раз моргнула. И в самом деле, как она там оказалась? Потом принялась спешно копошиться в памяти, пытаясь выудить оттуда хоть малейшею деталь. Но все было безрезультатно.
– Пока не получается вспомнить. Но я обязательно сделаю это!
– Вот как? – сочувственно поджал губы мужчина, что заставило его второй подбородок надуться еще сильнее. – Очень жаль.
– Это правда! Я очнулась там на полу и ничего не помню. Только свое имя – Виктория. Но я не убийца, я точно знаю!
Она и сама поняла, как наивно это звучит. Но все это было несправедливо. Мир как будто решил поиздеваться над ней. В груди начал закипать жар.
– Могла бы выдумать что-то поинтереснее. Зато свидетели отлично все помнят. Успели такого порассказать, что диву даешься. Ты приехала в город вчера вечером на экипаже. Нашла портного и тут же купила у него готовое платье. Черное с кружевами.
– Но я ненавижу кру…
– Потом отправилась в трактир неподалеку, где пила, горланила похабные песни, и после заката ушла оттуда с несколькими мужчинами. Портной говорит, что ночью к нему вломилась группа людей, которые потребовали черные наряды. Среди них была и ты. Потом, как я понимаю, вы отправились к церкви. Утром мальчишка-садовник через окно увидел валяющихся на земле у церкви людей и женщину в крови. А, вот еще: стража сходила в дом пастора и обнаружила, что там все перевернуто вверх дном. Похоже, ты заставила беднягу провести какую-то жуткую церемонию в церкви. Об этом так же свидетельствуют татуировки черного солнца на паре тел. Вот вроде бы и все. Ну что, девочка, проясняется в головке?
Виктория сидела, глядя перед собой. Может, она ничего и не помнила, но ее не покидала уверенность, что она ни за что не стала бы так поступать. Кружевное платье, похабные песни? Все это было будто про другого человека. Тут наверняка должна была быть какая-то ошибка. Она пыталась собраться с мыслями, но пульсация в горящей руке не давала этого сделать. Мужчина принял молчание за раскаяние.
– Вот и славно. А то завела песню: не помню то, не помню это. Давай теперь, помоги мне. Сознавайся – и дело с концом. Не придется обвинительный акт писать.
– А мне вы не хотите помочь?
– Чего?
– Мне нужна помощь! – чеканила она каждое слово, пожар в груди разрастался все сильнее. – Я стала жертвой какой-то аферы, а потом меня подставили в убийстве! У меня отшибло память, а ты, боров, сидишь тут и тыкаешь мне. Лучше бы вместо своих бумажек научился с дамой разговаривать!
Мужчина нахмурился, второй подбородок заколыхался, и пару мгновений первый представитель просто сверлил ее взглядом, а потом громко закричал:
– Стража! А ну убирай ее отсюда! Я узнал. Достаточно.
Ее быстро ухватили под руки, а она все продолжала кричать, что невиновна, добавив для верности пару ругательств. Лишь когда решетка камеры с противным скрежетом захлопнулась за ней, она немного успокоилась.
«Ну все, теперь точно повесят».
Она вертела ситуацию и так и этак, пытаясь представить, что могла сказать этому нахалу, но пришла к выводу, что это бесполезно. По нему сразу было ясно, что он уже вынес приговор. От бессилия она опустилась на солому, ударив по ней кулаком. Обожженная рука отозвалась болью. Виктория снова рассмотрела ожог. Даже в тусклом свете камеры его удалось разглядеть. Символ был очень знакомым, какой-то рисунок. Она знала о церквях, кто такие первые представители и даже то, что татуировки черных солнц должны были означать принадлежность к странной секте, но она упорно ничего не могла вспомнить о себе.
Замерев, она принялась ждать. Вот сейчас за ней придут, снова потащат по коридору, в этот раз уже на виселицу – толпа будет смеяться над ней и швырять в
