Глава 6

Продолжение воспоминаний Джона Х. Уотсона, доктора медицины

Яростное сопротивление нашего пленника, судя по всему, не было вызвано злобой по отношению к нам, потому что, лишившись возможности бороться дальше, он приветливо улыбнулся и выразил надежду, что никому в этой свалке не нанес увечий.

– Наверное, вы собираетесь отвезти меня в полицейский участок, – сказал он, обращаясь к Шерлоку Холмсу. – Мой кеб стоит у подъезда. Если вы развяжете мне ноги, я сам к нему спущусь. Теперь я уже не так легок, как прежде, так что нести меня будет тяжеловато.

Грегсон и Лестрейд, переглянувшись, видимо, решили, что это слишком рискованно, но Шерлок Холмс поверил пленнику на слово и развязал полотенце, которым были стянуты его щиколотки. Тот встал и немного размял ноги, словно хотел убедиться, что они действительно свободны. Помню, я подумал, глядя на него, что нечасто доводилось мне видеть столь крепко сбитого мужчину; выражение его до черноты загорелого лица было таким решительным и энергичным, что производило не менее сильное впечатление, чем его физическая сила.

– Если бы место начальника полиции было сейчас вакантно, полагаю, кандидатуры лучше вас на него было бы не найти, – добавил арестованный, с нескрываемым восхищением глядя на моего компаньона. – То, как вы меня выследили, – просто невероятно.

– Вам тоже хорошо было бы поехать с нами, – сказал Холмс, обращаясь к полицейским.

– Я могу сойти за извозчика, – предложил Лестрейд.

– Отлично, а Грегсон поместится с нами в кебе. И вы, доктор. Вы ведь принимали живое участие в деле, так что имеете полное право присутствовать при его завершении.

Я охотно согласился, и мы все спустились вниз. Наш пленник не делал ни малейших попыток бежать, он спокойно поднялся по ступенькам в кабину собственного кеба, я последовал за ним. Лестрейд взгромоздился на козлы, щелкнул кнутом и вскоре доставил нас к месту назначения. Там нас препроводили в небольшую комнату, где инспектор записал фамилии арестованного и людей, в убийстве которых он обвинялся. Это был полицейский с бесстрастным бледным лицом, исполнявший свои обязанности уныло-механически.

– В течение недели задержанный предстанет перед судом для предварительного допроса, – сказал он. – А пока, мистер Джефферсон Хоуп, не хотите ли сделать заявление? Должен предупредить, однако, что ваши слова будут запротоколированы и могут быть использованы против вас.

– У меня есть много чего сказать, – спокойно ответил арестованный. – И я, джентльмены, очень хочу поведать вам все.

– Приберегите лучше это для судей, – посоветовал инспектор.

– Перед судом я могу и не предстать, – возразил Хоуп. – Не пугайтесь. Я не собираюсь покончить с собой. Вы ведь врач? – этот вопрос он задал, глядя на меня своим жестким проницательным взглядом.

– Да, – подтвердил я.

– Тогда приложите ладонь вот сюда, – с улыбкой сказал он, указывая на свою грудь скованными руками.

Я приложил и сразу же ощутил натужное неровное биение. Казалось, его грудь ходит ходуном и дребезжит, как кожух, внутри которого работает мощный мотор. В наступившей тишине можно было расслышать хриплые шумы, сопровождавшие глухие удары сердца.

– Боже мой, – вскричал я, – да ведь у вас аневризма аорты!

– Да, именно так это называется, – невозмутимо подтвердил он. – На прошлой неделе я был у врача, и он сообщил мне, что сердце мое может разорваться в любой момент. Я страдаю этим уже много лет, и состояние мое стремительно ухудшается. Причина в том, что в горах близ Соленого озера мне пришлось долго жить под открытым небом и недоедать. Теперь, когда цель достигнута, мне все равно, сколько я еще протяну, но хотелось бы напоследок честно обо всем рассказать. Жаль, если обо мне останется память как о простом головорезе.

Инспектор и два сыщика коротко обсудили между собой, целесообразно ли выполнить просьбу арестованного.

– Доктор, как вы считаете, велика ли вероятность внезапной смерти? – спросил инспектор.

– Скорее всего, весьма велика, – ответил я.

– В таком случае наш долг в интересах правосудия выслушать его заявление, – подвел итог инспектор. – Сэр, вы можете сделать свое сообщение, но предупреждаю еще раз: все, что вы скажете, будет запротоколировано.

– Я присяду, с вашего позволения, – сказал арестованный и, не дожидаясь разрешения, опустился на стул. – Из-за этой болезни я быстро устаю, а потасовка, в которой мы с вами участвовали час назад, не способствовала улучшению самочувствия. Я стою на краю могилы, джентльмены, поэтому мне нет нужды лгать вам. Каждое мое слово будет чистой правдой, а что за этим последует, для меня уже не будет иметь никакого значения.

С этими словами Джефферсон Хоуп откинулся на спинку стула и начал свой удивительный рассказ. Говорил он спокойно и размеренно, будто повествовал о вполне заурядных событиях. За точность приводимого ниже изложения я ручаюсь, поскольку имел возможность сравнить свои записи с записями Лестрейда, который стенографировал его показания. Все совпало слово в слово.

– Думаю, для вас не так уж важно, почему я ненавидел этих людей, – начал Хоуп. – Достаточно сказать, что на их совести две человеческие жизни – отца и дочери, за них-то они и заплатили теперь собственными жизнями. По прошествии значительного периода времени с момента, когда они совершили свои преступления, я не мог уже выдвинуть против них официального обвинения. Тем не менее они были виновны, и я решил стать для них и судьей, и присяжными, и палачом в одном лице. Окажись вы на моем месте, вы сделали бы то же самое, если в вас есть хоть капля мужества.

Девушка, о которой идет речь, двадцать лет тому назад должна была стать моей женой. Вместо этого ее насильно выдали замуж за Дреббера, и это разбило ей сердце. Я снял обручальное кольцо с пальца покойницы и поклялся, что в свой смертный час негодяй будет знать, за что принимает кару. Гоняясь за ним и его подручным по двум континентам, я всегда носил это кольцо с собой. И вот наконец я их настиг. Они думали, что смогут измотать меня, но не тут-то было. Если завтра я умру – а это весьма вероятно, – то умру с сознанием того, что свою миссию на земле исполнил, исполнил достойно. Они погибли, и погибли от моей руки. Больше мне на этом свете не на что надеяться и нечего желать.

Они были богаты, я – беден, так что гоняться за ними мне было нелегко. Когда я прибыл в Лондон, в кармане у меня не оставалось ни гроша, пришлось снова приниматься за работу. Ездить верхом и править лошадьми для меня так же естественно, как ходить, поэтому я предложил свои услуги владельцу извозной конторы и вскоре получил место. Каждую неделю я был обязан отдавать хозяину определенную сумму, а все, что зарабатывал сверх того, мог оставлять себе. Впрочем, мне редко что перепадало, однако худо-бедно концы с концами я сводил. Самым трудным было освоиться в Лондоне, потому что из всех когда-либо придуманных человеком лабиринтов этот город представляет собой самый запутанный. Тем не менее, вооружившись картой и запомнив, где находятся основные гостиницы и вокзалы, я вскоре уже неплохо ориентировался.

Понадобилось некоторое время, чтобы разузнать, где остановились разыскиваемые мной джентльмены, но я не оставлял усилий и напал-таки на их след. Они жили в Кемберуэлле, в пансионе на другом берегу реки. Найдя их, я твердо решил, что теперь уж не упущу. Чтобы они меня не узнали, я отрастил бороду и следовал за ними по пятам в ожидании удобного случая. Больше скрыться от меня я бы им не позволил.

Тем не менее однажды это едва не случилось. Куда бы они ни отправились, я всегда сидел у них на хвосте. Иногда ехал за ними в кебе, иногда следовал пешком, первое было предпочтительней, потому что так они не могли от меня улизнуть, взяв извозчика. Зарабатывать хоть что-то я мог теперь лишь рано утром и поздно вечером и, конечно, задолжал хозяину. Но меня это не заботило, поскольку я по-прежнему имел возможность не спускать глаз с тех двоих, за которыми охотился.

Между тем они оказались весьма хитры. Должно быть, они не исключали вероятности, что их будут выслеживать, потому что никогда не выходили поодиночке и никогда – после наступления темноты. Две недели каждый день я колесил за ними повсюду, но ни разу не видел, чтобы они где-нибудь появились врозь. Дреббер большую часть времени был пьян, однако Стэнджерсон всегда оставался начеку. Ни на рассвете, ни на закате дня мне ни разу не представилось ни малейшего шанса, но меня это не обескураживало, внутренний голос подсказывал, что развязка не за горами. Единственное, чего я опасался, это что моторчик у меня