Я обернулся и оторопел. Это был он. Почему-то сейчас он явился в парадном мундире, улыбался — как тогда, на его лучших фотографиях или когда приезжал домой.

У меня защемило… Не сердце. Всю душу.

— Петя! — я то ли подлетел, то ли подбежал к духу и попытался заключить его в объятия. Но брат отстранился.

— Лучше не касайся умерших лишний раз. Ты и так бываешь здесь слишком часто. Но раз уж заскочил, то я должен тебе кое-что сказать.

— Петя, почему ты раньше не приходил?

— Нет времени, братец, — одернул меня дух. — Ты теперь наследник, пусть и душа у тебя… Не чужая. Своя, но другая. Все равно мы один Род. Послушай меня внимательно, Михаил. Ты в Дакии, а это опасное место. И сам ты в большой опасности.

— Еще бы, ведь там тебя убили! — съязвил я.

Петр грустно улыбнулся.

— Не в этом дело. Дакия опасна не тем, что там вечно идут войны. А тем, что власти там нет. Земля хорошая, люди там живут славные, да только соседи раздирают ее на части. Знай, что у всякого, кто воюет, есть тайный хозяин. Как у того князя, за которым ты охотишься. Только здесь хозяевам выгодно, чтобы на границах империи было неспокойно. Чтобы эта рана кровоточила и зудела…

Я с непониманием уставился на брата. Как живой…

— Зачем ты мне все это говоришь?

— Затем, что вижу и знаю больше, чем ты, — уклончиво ответил Петр. — Никому не доверяй в Дакии, особенно местным или тем, кто говорит, что им можно верить. Не доверяй тем, кого не знаешь, да и тех, кого знаешь, проверяй.

Странно. Почему брат не мог прямо сказать об опасности? Род запрещал вмешиваться? Так они уже и так сильно вмешались, и не раз… Чертовщина какая-то. А может это и вовсе были просто галлюцинации?

— Знай, что твоя охота продолжается, Михаил. Ничего еще не закончилось. Паук забрался слишком высоко и плетет оттуда свою паутину. И ты в нее уже попался. Теперь тебе нужно вырваться. Торопись!

Я хотел спросить, что именно он имел в виду. Хотел хотя бы озвучить предположения и понять, на тех ли людей я думал. Но… Дух брата просто растворился в пространстве.

— Лезь давай, — поторопил меня старик. — Не трать время даром, а не то опоздаешь!

В следующий момент в руках духа материализовался посох, и он огрел им меня с такой силой, что я подлетел к дереву и врезался в его белую сверкающую кору. Зашелестели ветви, роняя серебристые листья, а я по привычке потер лоб, хотя никакой боли не мог чувствовать.

Будь все это на самом деле, мог бы и расшибиться. Дед же мерзко хихикал где-то вдалеке.

— Спасибо за ускорение, блин!

Я принялся карабкаться, пока полыхающий белым шар в небе не притянул меня к себе…

Еще не открывая глаз, я очухался и тут же попытался сориентироваться. Голова была мутная — даже не болела, но ощущения были такие, словно кто-то двинул по ней чем-то большим и пыльным. Тошнило. Знобило. Что-то было не так.

И, кажется, меня ранили. Пулевое, в спину выше лопатки. Я чувствовал, как вместе с кровью понемногу убывала и моя сила.

Но ничего, вроде легко отделался. Еще поживем.

Я лежал на боку на чем-то твердом и колючем. Острые края щебня впивались во всю правую половину тела и щеку. Руки были связаны за спиной. Меня обдувал ветерок, пахло травами, дымом и разогретой дневным солнцем землей.

Значит, меня выволокли на улицу. А еще на моей руке не было часов — я не чувствовал привычной тяжести металлического браслета.

Осторожно открыв один глаз, я чуть повернул голову, и мне открылась неприятная картина. Покрытые травой холмы, среди которых тянулось железнодорожное полотно. Голова состава была в дыму, сильно чадило. Пахло чем-то едким и химическим. Со стороны спальных вагонов слышались крики и редкие выстрелы.

Меня и большинство пассажиров вагона-ресторана вытащили на улицу и свалили на крутом откосе, словно кучу тряпья. Пассажиры в дорогой одежде отдельно, персонал экспресса в другой стороне. Все они были бледны, и я не мог понять, оставили ли их в живых. Меня-то заставил очнуться Род, а вот как обстояли дела у остальных?

Из спальных вагонов выводили, точнее, выбрасывали кричащих людей. Тех, кто пытался защищаться, в лучшем случае били. У меня на глазах один из пассажиров отказался снимать обручальное кольцо и получил пулю в живот. Глубокая ночь в бескрайних дакийских полях наполнилась стонами и мольбами.

Что, черт возьми, за зверства? Зачем?

Когда мимо меня прошел вооруженный автоматом боец с налобным фонариком, я притворился мертвым. Мужчина остановился возле меня, пнул ботинком, обшарил карманы и задрал рукав моего пиджака. Явно хотел поживиться часами. Не обнаружив их, он разочарованно выругался и отшвырнул мою руку. Сунул ладонь под воротник рубашки, ища цепочку креста. Не найдя, снова ругнулся и продолжил путь.

Я осторожно выдохнул, чувствуя, как тошнота подкатила к самому горлу. Почему-то именно сейчас я чувствовал себя не просто беспомощным — немощным. Не привык я прятаться.

Когда звук шагов бойца стих, я снова приоткрыл глаза. Что ж, их хотя бы было легко пересчитать. Захватчики вооружились не только гранатами и газовыми шашками, но и налобными фонариками. Я насчитал человек двадцать вдоль нашего откоса. Возможно, с другой стороны тоже были бойцы.

Многовато. Сам вряд ли сдюжу.

Между неподвижными пассажирами из вагона-ресторана ходили двое бойцов НОАРД и снимали ценности. В этот момент один из них как раз подошел к лежавшей Мари Буайе-ле-Дюсон. Окинув диву жадным взглядом и сально улыбнувшись, он потянулся к ее бриллиантовому колье.

— О, эта дамочка наверняка любовница какой-нибудь важной шишки! — сказал он по-гречески. — Хороша, должно быть, раз ей такие цацки дарят. Некулэй, может эту заберем с собой? Мужикам забава будет. И ту, темненькую, африканочку…

Снявший с бледной руки Матвеева дорогие часы боевик выпрямился и шикнул на товарища.

— Времени мало! Драгош сказал, в плен брать только знатных.

— Да как я пойму, знатные они или нет? — огрызнулся воин. — У них же на лбу не написано! А документы при себе есть не у всех…

— Значит, берем только тех, кто знатный и с документами, болван! Шевелись!

— А с этими что делать? — боевик махнул рукой в мою сторону. Я снова вовремя закрыл глаза и прикинулся мертвым. — Эти из империи. Милош говорит, с даром.

— Перестрелять, пока не очухались — и дело с концом, — бросил тот, кого назвали Некулэем и продолжил торопливо грабить пассажиров.

— Ну парня