От такого искреннего пения душа у Зины встрепенулась, и вспомнился, как всегда бывало в такие моменты, Тимур. Чтобы проветриться, Зина вышла из гостиницы. На парк уже опустились сумерки, и девушка увидела фигуры на углу здания. Они словно не хотели быть замеченными. Фонари ярко освещали вход и было не понять, кто там. Видимо, почувствовав Зинкино пристальное внимание, фигуры разошлись в разные стороны, и из темноты к ней вышел переводчик балерины — плюгавенький, сгорбленный мужичонка в некрасивых очках, еще больше уродующих ее лицо, и в привычной уже зеленой кепке.

— Что, все уже закончилось? — спросил он у Зины, заискивающе глядя ей в глаза.

— Нет, — ответила она, — но моя коллега решила спеть «Угонщицу» Аллегровой в караоке, и я думаю, вскоре люди точно начнут расходиться. А где ваша подопечная, вы с ней там стояли?

— Да прикурить попросил у одного из рабочих, — в качестве доказательства переводчик показал сигарету. — А госпожу Поти я проводил до дверей в ее гостиничный номер. Она была очень сонной, сказала, что не уставала так никогда в жизни. Может, перенервничала, — пожал плечами мужчина. — Вас проводить? — вдруг спросил он Зину.

— Спасибо, — качнула головой она, — но я еще прогуляюсь перед сном.

Дорога была освещена, в тишине улицы стрекотали кузнечики, и где-то далеко, ужасно фальшивя, завывала Любава Мефодьевна, сменив Марьяну Воронову у микрофона.

Зина прошла до конца единственной улицы парка и уперлась в закрытые двери. Судя по всему, на ночь ворота запирались, и она уже собралась идти обратно в гостиницу, когда увидела приглушенный свет в тронном зале, где сегодня проходил концерт. Любопытство победило воспитание, и Зина подошла к окну и очень осторожно, чтобы не привлекать внимание, взглянула внутрь.

В полутьме, освещаемая только одним прожектором, на сцене танцевала Алисия Поти. Танцевала так искренне и красиво, что по ней не скажешь, будто она ужасно устала, о чем недавно поведала своему переводчику. К ней из темноты зрительно зала вышел Гений и протянул руку, приглашая на медленный танец. Сразу бросалось в глаза, что парень не умеет танцевать. Его движения были неуклюжими, но девушку это не смущало, она продолжала искренне улыбаться Гению. Зина еще не видела итальянскую балерину такой счастливой, обычно девушка была задумчива и даже печальна. Казалось, танцовщица просто не способна на положительные эмоции, но нет, сейчас на ее лице отражалось абсолютное счастье. Вспомнив, что подсматривать нехорошо и пристыдив себя за некорректное поведение, Зинка так же аккуратно вернулась на дорогу и продолжила свой путь. Возле гостиницы стоял повар, словно поджидая ее.

— Нет там ни твоего зонта, ни телефона, — сказал он, лишь только Зина поравнялась с ним.

— А я думала, ты забыл, — удивилась она. — Наверное, кто-то из работников их подобрал.

— Я поспрашиваю, — предложил он по-прежнему безэмоционально. Сейчас Ваня был без поварского колпака, и Зина поняла, что угадала — он был брюнетом.

— Поспрашивай, — согласилась она и уже собралась было зайти в гостиницу, как повар ее окликнул:

— Ты еще про девушку спрашивала, тебе интересно?

— Рассказывай, — отреагировала она моментально.

— Так вот, она действительно существует, живет в комнате с Лисом, но он это тщательно от всех скрывает, а ее держит под замком.

— Ты уверен? — Зина вернулась к парню.

— Я сегодня случайно проходил мимо его комнаты, а он в этот момент дверь открыл, всего на секунду, но я ее заметил. Худенькая с длинными русыми волосами, они свисали ей на лицо, девушка словно спала сидя. Лис сильно испугался и наорал на меня, приказал убираться. У своих, кто живет в общаге, спросил, они ничего про нее не знают, значит, прячет он ее. А девушку бы здесь обязательно заметили, так как из женщин здесь только вы трое, балерина да актриса, все, — попробовал рассуждать Ваня.

— А где находится его комната? — спросила Зина.

— На втором этаже, в самом углу. Туда и не доходит-то никто, а я просто твой зонт искал, решил из окна в конце коридора посмотреть, подумал, может, сверху виднее будет, но ничего не заметил. Если бы не твой зонт, то, наверное, и я бы туда никогда не сунулся.

— Понятно, — пробормотала Зина. Ее уже не интересовал ни зонт, ни даже телефон, только девушка и ее странный плен. — Спасибо большое, — поблагодарила она добровольного помощника и пошла в гостиницу.

Надо было срочно поговорить с Феликсом и все обсудить. Может, еще Ольга узнала об Артемии что-то, что им поможет.

В ресторане уже убирали столы и начали мыть полы, видимо, даже засидевшиеся гости покинули заведение. Зина подошла к лестнице и замерла. Сверху очень медленно спускалась печальная Алисия Поти. Но даже не ее странное и быстрое перемещение из тронного зала в гостиницу смутило Зину, а то, что на девушке не было абсолютно никакого макияжа, и одета она была не в красивое платье, а в спортивный костюм. На голове тоже ни прически, ни блесток. Даже если учесть, что девушка как-то незаметно пробежала мимо Зины, пока та разговаривала с Иваном у дверей гостиницы, и зашла через черный вход, то переодеться и смыть косметику балерина точно не успела бы. Не обратив внимания на Зину, которая в ступоре замерла у лестницы, девушка прошла к ресепшену и на итальянском языке попросила горячего чая, жалуясь на головную боль. Администратор гостиницы не знал языка и стал звонить в номер переводчика, но его там не оказалось. Зина пришла в себя и решила помочь парню.

— Девушке нужен горячий чай в номер, — перевела она с итальянского. Парень тут же начал давать указания, исполняя просьбу балерины.

— Граци, — поблагодарила Алисия Зину и, продолжая держаться за голову, которая, видимо, очень сильно болела, побрела обратно.

Зина, уже готовая подняться вслед за балериной, передумала и со всех ног побежала обратно к тронному залу Екатерининского дворца. Ей хотелось убедиться, что она не сошла с ума, но в помещении уже было темно. Это было заметно даже издалека, поэтому, не добегая до огромных окон, в которые она недавно подсматривала за танцующими, Зина села на бордюр отдышаться.

— Я решил, что мы не будем ничего менять, — как-то разочарованно сказал молодой мужской голос.

Зина присмотрелась и снова увидела две фигуры, стоящие у дверей темного тронного зала. Фонари туда не доставали, а потому она не могла разглядеть, кто это.

— Ты же поставил мне срок пятнадцатого июня, — хмыкнул второй. Если первый голос был молодой, то второй уже выдавал в хозяине взрослого мужчину.

— Я сегодня все понял. Я был не прав, прости и давай забудем. Больше не хочу об этом думать. Это мелочь и глупость, надо мыслить глобальнее, масштабнее, а все это — мышиная возня. Именно поэтому люди совершают так мало открытий, что тратят свои силы и средства на чушь вроде эмоций, предательства, любви и ненависти.

— Эта чушь и называется жизнью, — со вздохом возразил второй. — Но я рад, что ты все же решил именно так.

Понимая, что мужчины сейчас выйдут на дорогу и застукают Зину за подслушиванием, девушка, не разгибаясь, на четвереньках стала передвигаться к гостинице.

— Звягинцева, ты неисправима. — Возле входа ее встретил Даниил Бровик. Он был уже изрядно накачан алкоголем и еле держался на ногах. — Ты опять где-то сидела в засаде? — спросил он, продолжая смеяться и показывая на ее грязную одежду. — Неужели все это тебе нравится? Как вообще это может нравиться?

— Что — это? — спросила Зина жестко. Бывший возлюбленный сейчас как никогда раздражал ее своей самоуверенностью и пьяной бравадой.

— Ну, вот такая жизнь, — он стал отряхивать ее грязные коленки, — вечно ковыряться в грязи. В человеческой грязи, а как по мне она хуже помойки.

— Кто-то же должен разгребать и это. — Зина взяла себя в руки и старалась не показать своего раздражения. — По мне это лучше, чем генерировать ее самостоятельно. Например, утром говорить о любви одной девушке, а в обед уже целовать другую.

— Какая же ты дура, Звягинцева. — Было видно, что она его задела. — Детектив еще называется, а в собственной жизни два и два сложить не можешь. Ты никогда не думала, почему ты меня застукала, нет? Я человек, который имеет собственную охрану, так просто дал себя поймать? А ты подумай. Вот раскинь мозгами, может, тогда ты поймешь, что сделано было все намерено. Я преподнес тебе свою измену на блюдечке с голубой каемочкой, потому что так больше не мог видеть твоего равнодушия ко мне. Да, я избалованный женщинами мужчина и не о таких отношениях мечтал. Но мне надо было уйти навсегда, понимаешь, чтоб шанса больше не было прибежать