дома. Где-то далеко слышалась музыка, голоса и смех, но здесь было тихо. Один раз, правда, послышались торопливые шаги, по которым он сразу же узнал Симонетту и, задвинув ящичек секретера, который проверял, быстро скользнул за портьеру. Камеристка вбежала в будуар и, перебрав стоявшие на столике пузырьки, выбрала один и тут же убежала обратно, а он смог продолжить свои поиски.

Неудача не обескуражила его, и он перешёл в кабинет. Пара часов ушла на то, чтоб обследовать содержимое ящиков небольшого, отделанного резьбой стола из вишнёвого дерева и узкого шкафа у стены. Графиня не была любительницей чтения, и хранившиеся у неё книги были либо удачным вложением капитала, либо просто отличались красиво отделанными переплётами. Ну, и как выяснил Хуан, они прятали за собой ещё один сейф. Ему не составило труда открыть его. Там были какие-то документы, не вызвавшие его интереса, и уложенные стопками маленькие золотые слитки. Изумруда там не было. Проверка стен и пола тоже не дала результатов.

Он задумчиво осмотрелся по сторонам. Дело усложнялось, поскольку драгоценный камень не обнаружился в наиболее вероятных местах, где он мог быть спрятан, это значило, что поиски придётся расширить на все внутренние покои дома. То, что старуха спрятала изумруд в залах для гостей, казалось ему сомнительным, хотя и такая вероятность существовала. Ему вовсе не хотелось задерживаться в этом доме слишком долго. Перспектива и дальше изображать ласкового глупого щенка была довольно неприятной, хотя и не вызывала у него такого уж отторжения. Нужно было только решить, стоит ли вожделенный изумруд таких жертв, а ему казалось, что стоит. Потому он смирился с этим и отправился на поиски в прилегающие к покоям графини комнаты.

Вечер в салоне закончился, музыка смолкла и, выглянув в окно небольшой гостиной, он увидел отъезжающие от подъезда кареты. Какое-то время было тихо, видимо, графиня прощалась с гостями, а слуги прибирали залы. Потом послышался характерный звук, с которым кресло на колёсиках катилось по пустым комнатам.

Хуан уже обыскал пару гостиных, а остальные решил оставить на следующий раз, потому сел на пуфик и принялся настраивать свою лютню. Когда Симонетта вкатила в комнату кресло с хозяйкой, он осторожно перебирал струны, слушая их звук, и подкручивал колки. Он сделал вид, что настолько увлечён этим занятием, что не сразу заметил их появление, а потом резво вскочил и поклонился, изобразив крайнее смущение. Подняв голову, он встретил их умилённые взгляды и подумал, что, может быть, через какое-то время ему удалось бы выпросить изумруд у старухи? Впрочем, это вряд ли. Она слишком жадная, так что придётся искать.

— Чем был занят, мой мальчик? — спросила она, дав камеристке знак, подкатить её ближе.

— Я репетировал, — ответил он. — Совсем тихонечко, чтоб меня никто не услышал. Я хотел вспомнить те баллады, которые могут вам понравиться и убедиться в том, что не забыл слова.

— Как мило! — воскликнула она. — Ты споёшь мне их на ночь. Я так устала… И у меня сегодня болят руки, наверно, из-за этого бесконечного дождя.

— О, моя бесценная госпожа, — проговорил он и, отложив лютню, опустился перед ней на колени. — Позвольте мне помочь вам, — он взял её руку и начал осторожно массировать. Она расплылась в улыбке. — Если вы позволите, — сладким голосом продолжал он, заглядывая ей в глаза, — я приготовлю настой из трав, который уменьшит боль и поможет вам уснуть.

— Обязательно, — она снова погладила его по волосам, — но позже. У меня есть ещё одно дело. Симонетта, где то письмо?

Она с явной неохотой высвободила свою руку из его пальцев и протянула к камеристке и та вложила в неё белый конверт. Хуан тут же развернулся и сел на пол рядом с креслом, глядя на хозяйку с нежным терпеливым ожиданием. Она улыбнулась в ответ, а потом открыла конверт и, достав оттуда письмо, прочла его.

— Странно, некая дама, которая зовёт себя принцессой Морено, просит принять её инкогнито этой ночью. Она пишет, что намерена просить меня о помощи и обещает солидное вознаграждение.

— Принцесса Морено? — озадаченно переспросила Симонетта. — Я знаю всех принцесс здесь и в луаре Синего Грифона, но среди них нет ни одной с таким именем.

— Скорее всего, какая-нибудь авантюристка, — заметила графиня. — Но она обещает вознаграждение. В конце концов, можно и не соглашаться на её предложение, но вдруг это какое-нибудь прибыльное дело или интрига, из которой затем можно будет извлечь выгоду. Не стоит упускать такую возможность, верно ведь, мой милый? — она снова улыбнулась Хуану, как наверно улыбнулась бы сидящему у её ног пуделю.

Он тут же закивал, всем своим видом демонстрируя, что не понял, о чём речь, но во всём согласен со своей госпожой.

— Но не опасно ли принимать эту особу один на один среди ночи? — забеспокоилась Симонетта. — Вы не знаете кто она, и что ей нужно. Вдруг она замыслила что-нибудь опасное?

— Кто сказал, что я останусь с ней один на один? Ты будешь слушать нас под дверью, пара лакеев будет рядом, а со мной останется наш очаровательный Хуан. Присутствие в комнате молодого мужчины охладит её пыл.

— Но она просила…

— Мало ли что она просила! — огрызнулась графиня, и её старческий дребезжащий голосок снова перетёк в мощный бас. — Ты что, выступаешь здесь от её имени? Всё будет, как я решу, или не будет вовсе.

— Да, ваше сиятельство, — камеристка поспешно присела в поклоне.

— А пока подай мне сюда ужин, — ворчливо добавила старуха, — и вели приготовить для свидания синюю гостиную.

Во время ужина, пока старушка своими вставными челюстями грызла куриные косточки, Хуан пел ей баллады, с холодным презрением думая о том, что она, видимо, не намерена оставить ему даже объедков. Аппетит у неё был, как у молодого мужчины, и своего менестреля она теперь воспринимала, как очередное украшение дома, нисколько не заботясь о его потребностях. Впрочем, когда появившийся лакей уже убрал со стола, вернулась Симонетта и, прежде чем укатить кресло с хозяйкой в будуар, сунула ему большой пирог с мясом и кубок вина.

Поужинав, он отправился следом и, когда пришёл, увидел, что графиня уже сменила свой кружевной белый наряд на уютный шёлковый пеньюар. Симонетта закутала её худенькие плечи в красивую тёплую шаль и принесла на широком блюде россыпи золотых монет, которые, должно быть, оставили там посещавшие салон богачи.

— А виконтесса де Руже и кавалер Ле Фрей опять не заплатили, — наябедничала она.

— Больше не пускать, пока не внесут плату за три вечера, — скомандовала графиня и приступила к подсчёту выручки.

Пока