По глазам мазнул солнечный свет, пробивавшийся через кроны деревьев. На смену кровавой ночной круговерти пришёл новый день, который принёс с собой сразу две новости: хорошую и плохую. Всё как полагается.

Хорошая заключалась в том, что наступило утро, а я всё ещё жив. Значит, победа осталась за мной.

Плохая, как это ни парадоксально, дословно повторяла хорошую: наступило утро, а я всё ещё жив. И раз так, то привет магическому «похмелью». Такая вот диалектика.

Настолько хреново, как сейчас, мне не было никогда в жизни — ни в этой, ни в предыдущей. Боль спазмами прокатывалась по телу, скреблась острыми когтями внутри черепа и выворачивала наизнанку внутренности. Даже Лэйла вряд ли смогла бы причинить мне большие муки. На фоне всего этого великолепия, застрявший в плече осколок камня казался крохотной мозолью на ампутированной по колено ноге…

Кое-как перевернувшись на бок, я посмотрел на тело Лэйлы. Никаких сомнений в её смерти не было. И дело не только в остановившемся взгляде, или торчащей из груди рукояти кинжала — лучшим подтверждением тому, что мадам отошла в мир иной, являлось само моё пробуждение. Останься она в живых, я бы, наверное, проснулся в аду.

Взявшись за рукоять, я с трудом выдернул кинжал из груди девушки и осмотрел её раны. Выглядели они очень странно: твёрдые, обуглено — чёрные у краёв и рассыпчатые, невесомо-пепельные ближе к центру. Такое ощущение, что раны были нанесены не простой сталью, а чем-то очень-очень горячим… Я даже аккуратно потрогал клинок, но почувствовал только холод металла и ничего больше.

Сама Лэйла вчера пыталась что-то сказать по поводу кинжала, но в пылу схватки мне было не до этого. Я прикрыл глаза и вздохнул. Придётся «отмотать» воспоминания немного назад. Вдох-выдох…

События вчерашней ночи вскачь пронеслись перед глазами: темнота, кровь, боль и затухающее от недостатка кислорода сознания. Не самые приятные моменты моей жизни, чего уж там, но цель была достигнута — я смог восстановить то, что говорила девушка.

После первого удара она очень удивилась, испугалась и хотела спросить, откуда у меня такое оружие. Собственно, в удивлении ничего странного не было — я бы и сам несколько опешил, воткни мне кто-нибудь кинжал в бок. Но вот испуг — это уже необычно, учитывая её феноменальную живучесть. Выходит, девушка сразу поняла, что кинжал представляет для неё смертельную опасность.

Потом Лэйла больше ни о чём, кроме клинка, уже не думала. «Откуда… эта… гниль… инк… Откуда… и… ви… зи…» — раны не давали ей нормально говорить, вынуждая выплёвывать лишь обрывки слов. Возможно, всё это вообще ничего не значило, но мне почему-то казалось, что она хотела сказать «инквизитор». Это легко бы объяснило тот страх, который девушка, будучи диким магом, испытывал перед оружием своих главных врагов.

Если я прав, то Хольд сделал мне очень интересный подарок…

На ноги удалось встать лишь со второй попытки. Теперь я должен сделать неприятную, но необходимую работу — нужно отрубить Лэйле голову. После увиденного ночью мне не хотелось рисковать: кто знает, может быть, она способна вернуться и с того света.

На поиски топора, который улетел куда-то в кусты, ушла пара минут. За это недолгое время я проклял весь мир, чёртову магию и свою невезучесть — почему судьба-злодейка не закинула меня в тело какого-нибудь благородного бездельника? Сейчас бы проснулся на мягкой кровати в объятьях красотки, а не в лесу возле трупа.

Ладно, не мне пенять на удачу. Хватит прибедняться — пора действовать.

Когда с неприятной работой было покончено, я напихал в одежду Лэйлы камней и бросил её останки в озерцо. По-хорошему тело следовало сжечь, но такие мероприятия мне сегодня явно не по плечу, поэтому вместо кремации обойдёмся утоплением.

Теперь осталось обезвредить не активированные ночью ловушки, собрать остатки верёвки и идти в лагерь. Пленники, поди, меня там уже заждались, да и добычу пора считать — зря я, что ли, вчера так рисковал.

В общем, примерно через час мне удалось добраться до лагеря на подкашивающихся ногах. И моему взору открылась не самая приглядная картина.

Лысый главарь сидел там же, где я его оставил. Правда, выглядел он теперь ещё хуже, чем раньше, что не удивительно: перерезанное горло вряд ли кому-то к лицу.

Моего друга Борри я почему-то не нашёл — раненный в самое мягкое место бандит куда-то испарился. Что хуже, вместе с ним испарилась здоровенная нога, которая вчера запекалась над огнём и о которой я мечтал всё то время, пока шёл до лагеря. Дедукция подсказывала, что оба исчезновения тесно связаны со скоропостижной кончиной главаря шайки.

Пленники — живые, но явно не очень здоровые — лежали возле прогоревших углей. Видимо, замёрзли ночью и отползли от своего навеса поближе к костру — благо, помешать им уже никто не мог. Мужик по имени Фольки выжидающе смотрел на меня сквозь каштановые патлы, закрывавшие половину лица, а вот девушка безразлично глядела куда-то в небеса.

— Как тебя зовут? — я присел рядом с пленницей и аккуратно перерезал путы, стягивающие тонкие и даже изящные руки. Теперь, правда, они выглядели не лучшим образом — перерыв в кровоснабжении не способствует сохранению красоты.

Девушка не ответила ничего.

— Ты меня слышишь?

Снова тишина. Пленница смотрела мне прямо в глаза, но упорно молчала: то ли стресс так на неё повлиял, то ли я делал что-то не то, не знаю.

— Э-о-а-я о-а… — промычал вдруг Фольки. Он всем своим видом демонстрировал, что готов к диалогу, но, учитывая кляп и связанные руки, получалось у него не очень.

— Что с ней? — я выдернул тряпку из его рта.

— Клеповная оа, — пробормотал Фольки, а потом несколько раз широко открыл рот, высунув при этом язык.

— Чего?