Шрифт:
Закладка:
Но, чтобы захватить эту компанию, надо обойти конкурента, которого звали «Нефтемашбанк». А во главе этого банка стоял неуступчивый банкир, который и сам, видать, раскатал губу на Майами. С банкиром пытались договориться по-хорошему. Не вышло. Тогда Шепель решил для начала лишить банкира его парламентской крыши, и депутат Дерюгин получил две пули в область сердца, плюс контрольный выстрел в голову. Минус Сашка Ветер. Какая-то крыса сдала Сашку, и тем самым счёт сравнялся. Один - один. И выиграет тот, кто первым сделает следующий ход.
Он отхлебнул чай и ничего не ответил Егору. Тот понял это как предложение развить тему.
- Мне ещё Ветер говорил, что я уже учёный, - быстро сказал Егор. - Он давно говорил, что я могу уже вместо него работать.
Шепель долго возил куском мяса по тарелке, размазывая кетчуп. Его молчание вдохновило Егора, и тот даже привстал:
- Ты сам видишь, я чётко работаю. С чудачкой его я же всё организовал как надо. И по бабкам уложился, всё чики-чики.
Шепель отодвинул тарелку и огляделся в поисках салфетки. Егор живо протянул ему свой носовой платок, и Шепель не спеша вытер испачканные кетчупом пальцы.
- Был бы Ветер, он бы сам тебе сказал, - добавил Егор. - Он…
- Был бы Ветер, я бы с тобой не разговаривал, - перебил Шепель. - Что за базар, что ты сделал? Дело великое - договорился менту в лапу сунуть? Ну, сунул бы, он бы её на экспертизу отправил. Он её и так отправил. Сейчас лепиле в лапу сунешь, он ей послабление даст. Ты же её из дурдома не тащишь!
- Об этом вообще разговора пока не было.
- А какие тебе разговоры нужны? Ветер твой был друг или мой?
Егор виновато отвёл взгляд. Шепель, довольный тем, как смог осадить мальчишку, спросил:
- Что за банкира хочешь?
- Этот рынок хочу.
- Всё?
- Ещё аванс. На текущие траты. На разработку.
- Сколько?
- Пока тысячи четыре. Потом ещё может быть.
- Губёнка не дуреха. Сроки?
- Месяца два на разработку. Потом - когда скажете.
- Почему так долго?
- Бережётся он…
Это был уже конкретный разговор. Шепелю понравилось, что Егор не виляет, не напускает туману. Два месяца? Срок реальный. Даже профессионалы не взялись бы устранить банкира быстрее. Четыре тысячи? Не уложится он в такую смешную сумму, будет вытягивать ещё. Не страшно, на такое дело не жалко и потратиться чуток.
Этот банкир был у Шепеля как кость поперёк горла. И в ближайшем будущем эту кость надо уничтожить. Шепель и сам собирался искать исполнителя А тут на ловца и зверь бежит.
- М-да, - недовольно протянул он. - Два месяца… Ветер бы его оперативно шваркнул.
- У Ветра опыт был. А, у меня без практики опыт, откуда возьмётся?
- M-да… ну ладно, - Шепель, не оглядываясь, постучал по стакану вилкой - Рустам, иди сюда.
Хозяин шашлычной вырос перед ними как из-под земли.
- Рустам, теперь это ваш смотрящий. Все дела по рынку - с ним.
- Очень приятно, - Рустам широко улыбнулся, просто расцвёл от счастья. Мы с Егором давно знакомы. Молодой, умный, авторитетный. Наконец, он просто хороший человек. Егор, шашлык будешь?
- Нет.
- Пора мне, - Шепель встал. - Егор, так смотри. Время пошло.
Глава 17
Тюрьма имеет, по крайней мере, одно преимущество перед психушкой - любой зэк знает свой срок, а душевнобольного могут обследовать и лечить до самой смерти.
Точные сроки выписки не в силах установить ни один врач, так как в процессе лечения может понадобиться дополнительное время для проведения тех или иных мероприятий или же может наступить ухудшение в состоянии здоровья. Примерно так ответил Нине врач, когда она спросила, надолго ли её сюда поместили.
Поначалу ей казалось, что все её новые соседки на самом деле такие же нормальные, как и она, только по каким-то причинам прикидываются больными.
В первый же день к ней подошла низенькая старуха. Она долго вглядывалась в лицо Нины, словно встретила старую знакомую, да никак не может вспомнить её имя. Потом вдруг схватила за плечи и закричала с театральной яростью:
- Вот и ты, лярва! Ты убила моего сына! Ты думаешь, ты теперь ускользнёшь?
Старуха разразилась диким хохотом, а Нина, растерявшись, стояла перед ней, беспомощно оглядываясь. Откуда-то появился санитар. Он, молча, схватил старуху за волосы, ударил по рукам и потащил её куда-то по коридору. При этом старуха ликующе хохотала.
«Вот и я стану такой, как она», - с ужасом подумала Нина.
Санитар, утащивший старуху, вернулся в сопровождении врача, и тот, проходя мимо Нины, кинул на неё быстрый взгляд и распорядился:
- А этой, новенькой, тоже вколоть аминазин и - в простынку, в простынку. Чтоб побыстрее очухалась.
- Зачем мне аминазин? - спросила она. - Я здорова.
- А здесь все здоровые, - ответил врач. - Аминазинчик - это такой витамин. Общеукрепляющий. Хуже не будет. И в простынку, в простынку.
Вот тогда-то, завёрнутая в мокрую холодную простыню, лёжа на дне ванны, Нина и узнала, что выпишут её отсюда неизвестно когда. Её будут обследовать и при необходимости лечить. Если она будет буянить, то получит усиленные дозы аминазина. От бредовых состояний прекрасно помогает трифтазин и галоперидол. А если не будет ни буйства, ни бреда, то это признак депрессии, и в таких случаях назначается мелипрамин, тизерцин или на худой конец нуредал.
Наверное, все эти медикаменты с успехом применялись для лечения других обитательниц палаты с решётками на окнах. Но Нина, кроме обещанного аминазина, получала от медсестёр только жёлтые драже аскорбинки.
Она потеряла счёт дням. И как-то неожиданно обнаружила, что за окнами кружатся жёлтые и бурые листья.
Стоя у окна и глядя на задний двор больницы, она пыталась вспомнить, сколько же недель, а может быть, и месяцев, прошло с того дня, когда она сюда попала.
За её спиной слышался обычный гомон: «Давай, давай. Сейчас он наладит», «Я болею за футбол», «Я это место заняла, вали отсюда».
Бывшая прокурорша громко напевала: «Я раньше вышивала крестом и гладью».
