Что? Неужели, правда видел? И промолчал… Копил в себе обиду, боль, все это дерьмо, чтобы в самый неподходящий момент выпустить?

– Илья, да что ты…

Щеку обжигает звонкая пощечина. Я вздрагиваю, скованная по рукам и ногам страхом и жгучим разочарованием. Глаза застилает пелена слез, силуэт Ильи размывается, сливается с очертаниями кухни, а потом исчезает… Он ударил меня. Вот так – трусливо, гадко… Шаги Ильи стихают в прихожей. Он молча одевается, звенит ключами, роняет металлическую ложку для обуви, чертыхается. А потом дверь захлопывается, отрезая меня от прошлого… Не прощу. Никогда не прощу ему этого. В кухню забегает Алешка. Обнимает меня, целует, вытирает с пылающей щеки слезы…

– Мамочка, вы поругались, да?

– Ну так, повздорили. – Всхлипываю я.

– Он меня ругал весь день, мам. – Взволнованно вздыхает сын. – То я не так что-то сделал, то Джерри ему не нравится. Скулит, ластится, скачет. Он не придет больше?

– Нет. Не придет, обещаю. Алеш, мы скоро в деревню поедем. Ты рад? – вытираю слезы и крепче прижимаю сына к груди.

– А куда? А с кем?

– С папой…

Глава 27

Духин.

– Входите, товарищ майор.

Конвоир со скрежетом открывает дверь и впускает меня в допросную. Прибитые к полу ножки стула, тусклая лампа на потолке, грязно-белые стены. Завьялова не отпускают из СИЗО. Проблемы со здоровьем, почтенный возраст не умаляют весомых обвинений в сливе гостайны.

– Здравствуйте, Валерий Павлович, – жму генералу руку, отмечая осунувшееся лицо, заострившиеся черты и пролегшие под глазами тени. Я ведь обещал Весне помочь, однако дело не сдвинулось ни на шаг.

– Здорово, Костик. Опять возле моей дочери трешься? – начинает он, устало вздохнув.

– Приходится. – Соглашаюсь я. – Маньяк объявился. И я пришел расспросить вас об этом. Никогда не поверю, что вы его не искали.

– Можешь не верить, но не искал. Я был убеждён, что это кто-то случайный. И да… Боялся, что Вёську затаскают по больницам. Представляешь, какой бы вышел резонанс: дочь генерала наркоманка! Или… проститутка. Я боялся навредить карьере.

– Он отправил мне фото, где они с Весной обнимаются. – Добавляю, оставив мысль о трусливом поступке Завьялова при себе. Как же можно было так? Не разобрался, не защитил…

– Мы этого не знали. Ни я, ни Весна… Теперь ясно, почему ты тогда так быстро уехал? – понимающе кивает Валерий Павлович. – Значит, кто-то из ваших знакомых. Среди них и ищи. Кому было нужно отправлять тебе фото? Совершенно точно он хотел вас разлучить.

– Все гораздо сложнее, Валерий Павлович. Преступник оставляет возле жертвы букет ландышей. В случае с Весной было так же… Значит…

– Значит, ваш общий знакомый и есть преступник. На моей памяти подобных случаев не было. Ну… или Весна его первый трофей. Так логичнее.

Мысли клубятся в голове, как дождевые тучи. Сливаются в огромный и устрашающий смерч – догадку или подозрение? Весна – первый трофей. А преступления, совершенные после нее – дань прошлому, воспоминание, способ ощутить эмоции, которые вызывает только она. Мне нужно срочно запросить фамилии всех обратившихся в полицию жертв – их возраст, типаж, рост. Уверен, все они похожи на Вёсю или чем-то напоминают преступнику ее. Во всяком случае, последняя пострадавшая девчонка похожа на Весну как две капли воды. А, может, я ошибаюсь и серия началась раньше? До Весны? Хоть бы это было так… Потому что ОН не успокоится, пока не присвоит ее… Не испачкает, не отомстит за отказ… Зачем тогда было нападать на Татьяну? Испугать, предупредить, напомнить о себе?

– О чем думаешь? – прерывает мои размышления Завьялов.

– Переживаю за Весну. Тот, кто на нее напал, совершенно точно знал ее лично. И меня тоже. Но все остальные случаи… Совершал ли это один и тот же человек?

– Поговори с Весной. Пусть вспомнит всех своих поклонников. Может, кто-то ее настойчиво добивался? Нападавший – обиженный ее отказом мужчина.

– Согласен. Валерий Павлович, я хочу помочь вам. Уверен, вас подставили. – Мягко перевожу тему.

– Я не перестаю говорить об этом, Костя. Только кто? Ребята, работающие со мной – люди исключительной порядочности. Коллектив не менялся много лет, там только свои…

– Вы как ребенок, честное слово. – Снисходительно качаю головой. – Кому вы перешли дорогу? Вспоминайте. Даже незначительное происшествие, на первый взгляд.

– Мне подумать надо, – прочистив горло, отвечает генерал. – На досуге поразмыслю и напишу. Все записывать? Даже армейские конфликты?

Вот откуда у Весны страсть к письмам! До сих пор вспоминаю ее мелкий с завитушками почерк, коим она описывала происшествие. Я читал и вдыхал запах, оставленный на бумаге ее тонкими пальчиками – пудры, мяты и зеленых яблок. И мне так жалко было отдавать письмо Бурьянову…

– Да, вспоминайте все. Не торопитесь. Дело я вернул на доследование, никто вас не осудит бездоказательно. Фамилии, должности, звания: важно все. Однозначно, вы перешли этому человеку дорогу, и ваш арест – его мелкая месть. Возможно, он действовал чужими руками – руками ваших коллег.

– Сделаю, Костя. И еще… – Завьялов приподнимается, намекая на завершение разговора. – Ты прости меня. Я не имел тогда ничего против, хотел, чтобы ты вырос – как мужчина и офицер. – Его голос звучит твердо.

Знаю, Завьялов лукавит: он меня терпеть не мог. Намекал на папашу-алкаша и сомнительную репутацию моей семьи, убеждал Весну найти жениха получше. Но сейчас мне хочется быть благородным. До головокружения и сладкого томления в груди хочется все забыть и простить. Ради Алешки, Весны и… самого себя.

– Не хочу об этом, Валерий Павлович. Все в прошлом. У каждого из нас своя жизнь, но я постараюсь быть Алешке хорошим отцом. Был рад увидеться, – жму ладонь Завьялова и зову конвоира.

Он надевает на руки старика наручники и уводит его по темным, пахнущим сыростью и пылью коридорам.

Возвращаюсь к разгоряченной солнцем машине. Разгар рабочего дня, а людей на улице мало. Душный воздух стелется под ногами, солнце накаляет асфальт, играет бликами в зеленой листве, туманит разум. Покупаю в киоске квас, краем глаза замечая цветочный бутик неподалеку. Ландыши… Проклятые летние цветы, которые не купишь зимой. Или он покупал? Отпиваю глоток пенного напитка и звоню Бурьянову:

– Здравия желаю, лейтенант. Мне нужны все заявления пострадавших от «ландыша». Пробей базу за десять лет. Пришлю тебе Вакуленко на подмогу.

– С радостью, товарищ майор. По новому эпизоду ничего… – вздохнув в динамик, отвечает он. – И по предпоследнему тоже. Отпечатков не оставил, следов тоже. На камерах не