Шрифт:
Закладка:
– Мне не привыкать не есть весь день, ты же знаешь. Перехвачу что-нибудь в аэропорту, если успею.
– Ты себе так желудок посадишь и тебе самому понадобится медицинская помощь.
– Вот приедешь и будешь меня кормить, как считаешь нужным. А на сообщения я не отвечал, потому что не видел их. Телефон было доставать неудобно, а прочитать с часов не мог, так как оставил их в отеле.
– Ты забыл надеть часы? – я не верила своим ушам, он даже душ в них принимает.
– Нет, я снял их и надел твои любимые, классические. Я всё-таки на интервью пришел, должен полностью соответствовать моменту и стилю.
С моего предположения о захвате заложников Матвей в голос засмеялся, но ему было приятно, что я переживала. А то, что не сдержалась и написала его маме, обрадовало – ему понравилась моя находчивость, и мечтал, чтобы мы подружились. До этого я не могла придумать повод, с которым можно было бы написать его маме, но когда сложилась непонятная ситуация, сразу пошла на контакт. Впрочем, это не отменяло, что именно при встрече будет определен формат наших отношений.
– Милый, пока ты не сел в самолет, самое главное: как всё прошло-то? Ты не зря проторчал там весь день?
– Всё прошло отлично! Есть вероятность, что мы будем жить в Техасе!
Что я знала про Техас? Что там такой же жаркий климат, как и во Флориде, много нефтяных месторождений и центр подготовки космонавтов НАСА. Остальное предстояло выяснить.
Глава 28. Ты этого не переживешь
После получения паспорта с визой я купила билет, прикинула, что из одежды может понадобиться, и переключилась на другую, небанальную сторону подготовки – рассказать подругам о поездке и отношениях с парнем из Америки. При мысли об этом у меня сосало под ложечкой, как и перед аналогичным разговором с родителями. Почему я чувствовала себя обязанной посвящать кого-либо в детали своей личной жизни и объяснять свой выбор?
Кроме родителей и подруги с работы про нас с Матвеем никто не знал. Сначала было и нечего рассказывать, а после личной встречи поняла, что и не хочется. Любопытство, неудобные вопросы про наши чувства, намерения и, возможно, зависть – не хотела иметь с этим дело и впускать кого-либо в наш мир. Для нас всё было по-настоящему, но умом понимала, что взгляды на наши отношения со стороны могут быть совершенно разными. Когда Матвей застрял на обратном пути от меня в Париже, я затронула эту тему в разговоре с мамой, и она меня поддержала:
– Ты не обязана никому ничего рассказывать. Побудьте вдвоем в вашем коконе. Получишь визу, тогда и расскажешь. Вы и сами, наверное, не до конца понимаете, что происходит. Самое главное – это ваши отношения и чувства. Только вы решаете, кого впускать в них.
Мы уже всё понимали, но всё равно хотелось сохранить границы от чужого мнения в нашей необычной ситуации. Матвей тоже допускал критику со стороны, так как и сам сталкивался с ней. Некоторые приятели по учебе, узнав про нас, недоумевали и даже открыто посмеивались, зачем такие сложности, как отношения на расстоянии с девушкой, которая и приехать-то в США не может. Его поддерживал всего один парень, которому почему-то нравилось, чтобы к нему обращались на русский манер и вместо «Александр» называли Сашей. Поэтому Матвей переживал за мою реакцию на комментарии подруг, не собьет ли меня это с пути, но не признавал этого в открытую.
– Да, мы не находимся физически вместе, но благодаря этому у нас уникальная возможность узнать друг друга по-настоящему, а не бросаться в гормональный омут с головой. Мы всё обсуждаем, и я знаю, что ни у кого нет в отношениях такого взаимопонимания и доверия, как у нас с тобой. Наши чувства держатся не на физическом влечении, а на родстве душ. И поддерживать отношения на расстоянии сложнее, чем в реальной жизни. Иногда мне кажется, что наши отношения более настоящие, чем какие-либо другие. Мне страшно, что скажут девочки, но я надеюсь, что они меня поддержат, – такие слова сказала ему накануне встречи с подругами.
Но на следующий день смелость меня оставила.
Ожидая подружек у входа в итальянский ресторанчик, как обычно болтала с Матвеем, надеясь, что его голос успокоит меня, но не помогало. Более того, увидев одну из девчонок, резко попрощалась:
– Ладно, мне пора идти, потом поговорим, – и отключилась, услышав в ответ немного офигевшее: «Пока».
– Ого, ты с кем так грубо? – спросила сходу подруга. Я отмахнулась: ни с кем.
Сделав заказ, я сделала глубокий вдох и выпалила, что еду в сентябре в Америку, потому что у меня там парень. И перестала дышать, ожидая реакции. Я переводила взгляд с одной девушки на другую, пытаясь уловить ответ ещё до того, как они что-то скажут.
– Это с ним ты сейчас говорила по телефону?
– Да.
– Э, знаешь, это было достаточно грубо…
– Не беда, мы с ним потом поговорим, но не думаю, что он это так воспринял, – я даже не представляла, как сильно ошибалась.
Одна из подруг обрадовалась моей новости, отметив, что я свечусь от счастья, когда говорю о нем. Вторая нарушила, наконец, молчание.
– Я тоже за тебя очень рада, хотя признаюсь, это очень неожиданно, – радости в её голосе было мало, и меня это задело. Что это, зависть? Страх, что я уеду и мы перестанем дружить? Много позже она призналась, что испугалась за меня: «Я поняла, что, если что-то пойдет не так, ты этого не переживешь». Иногда наши друзья знают нас лучше, чем мы сами.
Я рассказала детали нашего знакомства, про самого Матвея, его приезд в Москву, что восхитило девчонок, отвечала на вопросы о наших планах на сентябрь и гипотетическом переезде. Об этом говорить было рано, я закрыла тему неопределенными словами, что такое возможно, но для начала было бы неплохо провести вместе хотя бы неделю. Прозвучал робкий вопрос, готова ли я всё бросить в Москве – ведь в столице вся моя жизнь, семья, работа и друзья. Я хорохорилась и отвечала, что всё решаемо. Обдумывая этот вопрос позже, призналась себе, что самое сложное – расстаться с родными. Получив визу невесты, я уеду минимум на год, в течение которого не смогу выехать из США, пока не получу грин-карту. Оставлять родителей было тяжело. По состоянию здоровья папе были противопоказаны длинные перелеты, поэтому и мыслей не было, что они смогут навестить меня. Я бы никогда не простила себя, случись с ним что-то из-за меня. Мама без него тоже не поедет.
Расставаться с друзьями было легче: у меня отношения на расстоянии, так что дружбу при обоюдном желании точно получится сохранить. Я была готова потерять подруг, но остаться с ним. Он стал моим лучшим другом и любовником, мог заменить мне весь мир, если понадобится. Тогда я не задумывалась, что такой подход – верх эгоизма, а ещё неподъемная ноша для плеч одного человека, и рано или поздно он сломается под грузом ответственности.
В общем, меня ничто не держало в Москве. Кроме моих идей, упрямства и страхов.
Вечером в тот же день я рассказывала Матвею, что подруги меня поддержали, хотя вот одна не выразила яркого энтузиазма и радости. Но его это не интересовало.
– Ты со мной говорила, как будто я абсолютно чужой для тебя человек и тебе наплевать на меня. Грубо и резко попрощалась со мной, как будто я не твой парень, а надоедливый продажник, впаривающий тебе фигню по телефону.
Я опешила и в упор не понимала, где ошиблась. Много позже обратила внимание, что мне неловко рассказывать хорошие новости и делиться своими достижениями. Как будто не заслужила, даже если пахала как лошадь. Как будто стыдно быть счастливой. Я так боялась любой критики касательно своего