ничего через силу, все должно быть само собой разумеющимся и вытекающим из самой ситуации. То есть, упрощая до примитивности, если ты хочешь поесть — ты ешь, хочешь пить — ты пьешь, а если ты должен защитить себя — ты это делаешь наилучшим образом. Всему свое время и место.

— Так любой обжора может оправдывать свое обжорство тем, что следует естественному ходу вещей, — возразил я. — А потом говорить, что он хочет есть, и поэтому, следуя пути Дао, ест как не в себя.

— Может, конечно, — легко согласился со мной Сергей, — но будет ли это гармонией? Ведь в основе проявления Дао лежит именно гармония, а обжорство её нарушает. Гармония с внутренним и с окружающим миром первична для человека, следующего по пути Дао.

* * *

Федор Ильич вчера все же решился и согласился на мое предложение. Сегодня утром он незаметно стащил у жены её бриллиантовые серьги, а я взял у Надежды Степановны сто рублей, которые дал ей на сохранение при заселении. Я оделся для вылазки в свой старый спортивный костюм, а на голову натянул синюю кепку с надписью «Речфлот», которую позаимствовал у хозяйки дома. Мне, на всякий случай, нужно было сделать так, чтобы потом никто не смог бы опознать меня с нужной степенью достоверности. Поэтому я приготовил в пакетике несколько ватных валиков, чтобы использовать их непосредственно перед началом операции. Вчера вечером я потренировался перед зеркалом быстро менять свой облик, засовывая ватные валики себе в пространство между зубами и щекой на верхней и нижней челюсти. После непродолжительных манипуляций, из зеркала на меня смотрела морда какого-то неандертальца с выдающейся вперед челюстью. Для хорошо знающего тебя человека, конечно, такой способ не прокатит, но незнакомый человек, увидев тебя во второй раз в жизни, уже без всех этих приблуд, и в другой одежде, узнает тебя вряд ли.

Я уже около часа наблюдаю за шайкой наперсточников, спокойно орудующей на набережной Анапы. За это время я уже вычислил всех членов этой шайки. У них два игровых: первый — тот самый черноусый парень лет двадцати семи на вид, про которого мне рассказал Федор Ильич, и второй — зрелый худощавый мужчина с коротко остриженными черными волосами, щедро побитыми проседью. Охраняют игровых два «быка» — это крепкие парни, по виду борцы вольники, с характерно поломанными ушами. Вокруг игровых создают карусель четверо подсадных игроков. Они заполняют паузы, играя с тем из игровых, кто внизу крутит наперстки.

То проигрывая, то выигрывая, подсадные создают видимость честной игры для окружающих и втягивают заинтересовавшихся отдыхающих в игру. Сегодня среди подсадных — дедушка с тростью, он одет в темные короткие брючки, открывающие торчащие из сандалий черные носки, и белую рубаху с коротким рукавом. Второй подсадной — молодой парнишка в очках, играющий студента, третья женщина в платье в мелкий белый горох на черном фоне с крашенными хной медными волосами, и четвертый — рыжеусый мужик в светлом летнем костюме с потертым коричневым кожаным портфелем в руках.

Федор Ильич находится неподалеку от меня, и по всему видно, что его немного трусит перед операцией. Хорошо, что он так и будет наблюдать за всем со стороны, и никак не задействован в предполагаемом действии. Так бы он мне всю игру сорвал в самый неподходящий момент. Я сказал ему, чтобы он не светился особо, и чтобы не случилось, не пытался мне помочь.

Шайка мошенников действует очень слаженно, видно, что работают вместе уже давно. Быки, особо не мозоля глаза, отираются поблизости от места игры. Игровые время от времени меняются и меняют точки игры, чтобы не примелькаться. Подсадные — это настоящие актеры, театр тут просто отдыхает. Они настолько искренне демонстрируют радость от выигрышей и печаль от нечастых проигрышей, что им поверил бы даже Станиславский с его знаменитым — «Не верю!». В какой-то момент рыжеусый мужик с портфелем, несмотря на достаточно плотное телосложение, продемонстрировал даже акробатический этюд. Он, зажав в руке несколько десяток, в прыжке перелетел через сидящего на корточках очкарика, тяжело приземлившись рядом с выбранным наперстком.

— Этот! Этот мой! — Заорал он и шлепнул пять десяток об замызганную картонку.

Седой, явно уже знакомый с репертуаром своих подсадных, даже не вздрогнул от неожиданности. Перевернув наперсток, он показал, что шарик находится под ним, и немедленно расплатился с рыжеусым мужиком. Тот, довольный как слон, отошел в сторонку, уступая место возбужденному зрелищем чужого выигрыша уже немолодому отцу семейства, которого довольно быстро ошкурили на сто рублей и отпустили получать заслуженный нагоняй от рассерженной супруги.

В процессе моего наблюдения произошел еще один забавный случай. Какой-то сердобольный молодой человек с комсомольским значком на белой рубашке попытался было отговорить подсадного дедушку играть в наперстки. Он настойчиво пытался объяснить опытному подсадному, что наперстки — это обман, и что несчастный дедушка сейчас все потеряет и останется без копейки. Подсадной отчаянно пытался вырваться из крепкой хватки неравнодушного комсомольца, но тот упорствовал в своем желании не дать старичку быть облапошенным наглым наперсточником. Закончилось все тем, что к начавшей привлекать нежелательное внимание парочке подошел один из быков и тихо объяснил комсомольцу, что бы тот шел гулять подальше и не приставал к дедушке, а то можно и по шее заработать. Комсомолец, оценив габариты быка, справедливо решил, что здоровье ему дороже, и немедленно ретировался.

Наконец, я решился. Отойдя за ларек с мороженым, я быстро вставил ватные валики себе за щеки, надвинул кепку пониже и, засунув руки в карманы, неспешным прогулочным шагом направился к играющим. В настоящий момент у картонки столпились одни подсадные, они вяло играли с седым, демонстрируя активность и поджидая очередного богатенького лоха. Я подошел поближе и некоторое время с интересом наблюдал за игрой.

— Молодой человек, вы не хотите разделить риски? — вежливо улыбаясь, обратился ко мне подсадной дедушка. — Ставка пятьдесят рублей, а у меня с собой всего двадцать пять. Давайте, если вы не против, мы с вами на пополам сыграем?

— А почему бы и… да — улыбнулся ему в ответ я, во все свои тридцать два зуба. — Давайте сыграем на пару. Я чувствую, что удача сегодня на моей стороне.

Я достал двадцать пять рублей из кармана, дедушка достал свои двадцать пять, и мы оба с интересом стали следить за движениями рук игрового, который умело перекидывал шарик из наперстка в наперсток, успевал менять их местами с ловкостью фокусника. Когда седой, наконец, остановился,