Шрифт:
Закладка:
Пока премьер-министр наживался на соотечественниках, на международном уровне обсуждалась возможность пересмотра англо-иракского договора 1930 года, в первую очередь – его военных положений. Абд аль-Илах настаивал на том, чтобы в переговорах не участвовали британские чиновники, которые ранее работали в Ираке. Принц боялся непредсказуемой реакции армии и оппозиции, да и вообще хотел сохранить сам факт переговоров в тайне. Но англичане подумали, что регент возомнил себя властелином Месопотамии.
Миновала зима 1946–1947 годов. Казалось, Лондон и Багдад никогда не достигнут консенсуса – но в ноябре 1947 года в Междуречье прилетел вице-маршал авиации Роберт Фостер. Бывший сотрудник британских спецслужб, он хорошо знал и любил Ирак. Фостер и Абд аль-Илах всегда легко находили общий язык – вот и теперь принц изъявил готовность продолжить обсуждение англо-иракского договора. Но британский военный атташе в Багдаде почему-то решил, что регент согласен на любые условия, – и радостно сообщил об этом в Лондон.
Британское правительство заключило, что Абд аль-Илах непредсказуем – а значит, его нужно держать на коротком поводке, дабы он не натворил глупостей. Параллельно Джабр под давлением регента подал в отставку. Но Рентон получил соответствующие распоряжения из Лондона и запретил принцу принимать отставку главы кабинета. В противном случае, заявил Рентон, Лондон не возобновит переговоры с Багдадом по поводу договора.
В декабре 1947 года британское посольство в Багдаде решило, что все готово для подписания нового договора. Текст был согласован с Джабром. Глава кабинета действовал самостоятельно – не консультируясь ни со своими министрами, ни с оппозицией. Когда у него спросили, существовал ли проект документа, Джабр ответил: «Нет». Это значит, что договор писался англичанами «набело» – без возможности для иракской стороны (кроме Джабра) внести какие-либо коррективы.
В январе 1948 года иракская делегация во главе с Джабром отвезла договор в Лондон. Тем временем министр иностранных дел Великобритании Эрнест Бевин проводил отпуск недалеко от Портсмута. Иракские политики приехали туда для осмотра морских оборонительных сооружений – и тогда было решено, что подписание договора состоится в Портсмуте 15 января 1948 года.
Согласно новому документу, авиабазы в Эль-Хаббании и Шуайбе передавались Ираку. Англичане могли держать там лишь ограниченный технический персонал. Британская военная миссия в Багдаде подлежала упразднению. Гарантировалась стандартизация оборудования и техники, используемых в британской и иракской армиях. Помимо того, Лондон обещал предоставить Ираку новейшее оружие, а также оказать помощь в обучении иракских пилотов за границей.
Словом, договор оказался превосходным. Иракская делегация ликовала. Премьер-министр Сайид Салех Джабр чувствовал себя настоящим триумфатором – ведь всего 10 лет назад он служил денщиком у английского офицера. Довольные политики вознаградили себя недельным пребыванием на одном из курортов Ла-Манша. Пока они наслаждались отдыхом, багдадские СМИ попросили выслать договор на арабском языке для публикации в газетах. И тут выяснилось, что документ существует только на английском.
Это стало последней каплей. Пресса, оппозиция, армия, рядовые иракцы – все жаждали крови. Месопотамия по-прежнему жила впроголодь. Экспорт зерна в Сирию продолжался – Джабр пытался сохранить это в тайне, но не смог.
Страну захлестнуло негодование. 16–21 января 1948 года Багдад сотрясали беспорядки. Студенты устроили забастовку, к ним присоединились рабочие и служащие. Демократические, либеральные и коммунистические партии проводили митинги, впечатляющие своими масштабами и накалом страстей. Редакция пробританской газеты «The Iraq Times» подверглась нападению. На официальные заявления премьер-министра никто не обращал внимания.
Полиция открыла огонь на поражение – но протестующих это не остановило. Демонстранты, заполонившие улицы, скандировали антиправительственные лозунги и бесстрашно шли под пули. Точное число погибших в Багдаде в эти дни неизвестно – но, вероятно, их были сотни. По Тигру плыли десятки тел. Муниципальные власти хоронили убитых в безымянных братских могилах. Полицейские отказывались стрелять в людей. Восстановить порядок могла только армия, но ни регент, ни министры не хотели прибегать к ее помощи.
Джабр, следивший за событиями из Лондона, не осознавал всей серьезности положения. «По возвращении в Ирак мы объясним суть нового договора парламенту и народу, – говорил премьер-министр. – Тогда все поймут, что договор соответствует интересам иракцев, и население его поддержит». Но англичане считали иначе. Опыт подсказывал им, что нельзя вводить в Месопотамию войска и навязывать иракцам свою волю. После долгих раздумий британские политики постановили: Багдаду необходимо аннулировать договор, а позже – заключить его снова, но так, чтобы иракцы знали общее содержание документа.
Главной причиной дипломатической неудачи и гибели сотен человек являлось то, что Лондон сотрудничал с нелегитимным правительством. Подданные Фейсала II не доверяли кабинету, который опорочил себя скандалами, экспортом продовольствия в неурожайный год и подготовкой секретного документа на английском языке, от которого иракцы по умолчанию не ждали ничего хорошего. Абд аль-Илах последовал британскому совету. Иракская делегация на свой страх и риск вернулась в Багдад. 21 января 1948 года договор был аннулирован.
Но волнения продолжались. На улицах гремела стрельба. Количество протестующих заметно увеличилось – до столицы добрались курдские националисты и шиитские радикалы. Начальник городской полиции продемонстрировал трогательную заботу о багдадцах, запретив вылавливать трупы из Тигра. По его словам, трупами могла поживиться рыба, которую затем съедят голодающие.
29 января разъяренная толпа ворвалась в Каср ар-Рихаб и потребовала казнить Сайида Салеха Джабра – но тот успел бежать из Месопотамии. Вместо него регент назначил престарелого шиита Сайида Мухаммеда ас-Садра. Новоиспеченный премьер-министр сформировал правительство из спокойных, рассудительных и уважаемых политиков – таких же, как он сам. Багдад успокоился. Но именно в дни беспорядков оппозиционеры впервые ощутили свою силу – а также слабость иракской монархии и британского влияния.
У январских событий 1948 года есть причина, о которой англичане не любят вспоминать. К окончанию Второй мировой войны у британских чиновников в Месопотамии отсутствовала преемственность – и, следовательно, адекватная система управления. Военный атташе в Багдаде – опрометчиво сообщивший Лондону о согласии регента на любые условия договора – являлся деталью сложного административного механизма. И этот механизм регулярно давал сбои.
Прежде всего, на протяжении 1947 года в Месопотамии не было английского посла (он тяжело заболел и лечился в Англии). Бремя дипломатической ответственности легло на плечи военного атташе, который никогда прежде не работал в арабских странах. Британский советник по восточным делам получил назначение на Барбадос. Вместо него в Багдад прислали историка-арабиста – но кабинетный ученый не сумел наладить отношения ни с властями Ирака, ни с оппозицией. Службой политической разведки в Багдаде руководил экс-начальник полиции Лахора – никого не интересовало, что он всегда служил в Южной Азии, а не на Ближнем Востоке. Главу канцелярии отозвали обратно в Лондон. Аналогичная судьба постигла и помощника советника по восточным делам – причем на этой ответственной должности за полгода сменились три человека.
Кадровый состав МИД Великобритании также изменился. Администратор, который специально посетил Багдад и познакомился с иракскими политиками, в итоге был отправлен в британское посольство в Рио-де-Жанейро. Глава Восточного департамента стал послом в Рейкьявике. Чиновника, который еще в ноябре 1947 года отвечал за переговоры с Абд аль-Илахом, в декабре командировали в Берлин. Даже младший сотрудник Иракского отдела получил назначение на должность начальника канцелярии Янгона – и отплыл в Бирму. Кадровая неразбериха была ужасающей. Англичане уже не знали ни Ирак, ни иракцев. Они стремительно теряли связь с Месопотамией – а значит, и контроль над ней.
Наконец, в Багдад прибыл новый посол – энергичный ирландец Генри Мак. Первым делом он привел в Басру австралийские корабли с зерном для голодавших. События зимы 1948 года еще долго отзывались эхом в иракском обществе – а вспыхнувшая арабо-израильская война принесла новые проблемы.
Весной 1948 года истек срок британского мандата в Палестине. Изначально планировалось создать в этом историческом регионе два государства – арабское и еврейское (против которого выступал арабский мир). Арабы считали Палестину только своей, «исконной мусульманской» землей – и еще в 1947 году их столкновения с евреями ожесточились.
Спустя год Лига арабских государств приняла решение о военном вторжении в Палестину. Надеясь вернуть доверие подданных, Абд аль-Илах поддержал ЛАГ. Иракская армия пересекла палестинскую границу 15 мая 1948 года – на следующий день после провозглашения независимости Государства Израиль.
Организация арабских вооруженных сил оставляла желать лучшего. Генерал Салих Сайиб – начальник координирующего штаба арабских армий –