и воцарения ее сына Георга Вильгельма в 1619 году. Летом 1620 года Анна вступила в сепаратные переговоры с королем Швеции о браке последнего с ее дочерью Марией Элеонорой, не посоветовавшись с сыном, главой государства. В 1631 году, когда в Бранденбурге разразился тяжелейший кризис военного времени, именно жена курфюрста Елизавета Шарлотта и ее мать Луиза Юлиана, а не сам Георг Вильгельм, управляли деликатными дипломатическими отношениями между Бранденбургом и Швецией.15 Другими словами, женщины при дворе продолжали преследовать интересы, обусловленные их собственными семейными связями и совершенно отличные от интересов их мужей. То же самое можно сказать и о Софи Шарлотте, умной ганноверской принцессе, которая вышла замуж за Фридриха III/I в 1684 году, но проводила долгие отлучки при дворе своей матери в Ганновере (она жила там, когда умерла в 1705 году) и оставалась сторонницей ганноверской политики16.16 Она была противницей проекта коронации, который, по ее мнению, наносил ущерб ганноверским интересам. (Сообщается, что сама коронация показалась ей настолько утомительной, что она принимала нюхательный табак во время ее проведения, чтобы обеспечить себе "приятное отвлечение").17

На этом фоне очевидно, что коронация устанавливала новые рамки отношений между курфюрстом и его супругой. Именно курфюрст короновал свою жену, предварительно короновав себя, и тем самым делал ее своей королевой. Разумеется, это была лишь символическая деталь, не имевшая практических последствий, и, поскольку в XVIII веке коронаций больше не было, ее не стали повторять. Но церемония, тем не менее, ознаменовала начало процесса, в ходе которого династическая идентичность жены будет частично слита с идентичностью ее мужа, коронованного главы королевского дома. Сопутствующая маскулинизация монархии, а также тот факт, что дом Гогенцоллернов теперь имел явное превосходство среди протестантских немецких династий, из которых набирались супруги, сузили свободу передвижения "первых леди" Бранденбурга-Пруссии. Их преемницы XVIII века не были лишены личных дарований и политической проницательности, но они не смогли развить тот самостоятельный вес в политике, который был столь яркой чертой предыдущего столетия.

Независимый, внеимперский суверенитет, обеспеченный Великим курфюрстом, был торжественно закреплен самым драматическим образом. Особое положение, которое Бранденбург приобрел среди малых европейских держав после 1640 года благодаря своей военной доблести и решительности руководства, теперь нашло отражение в его официальном положении в международном порядке старшинства.18 Венский двор осознал это и вскоре начал сожалеть о той роли, которую он сыграл в содействии возвышению курфюрста Бранденбургского. Новый титул также оказал психологически интегрирующее воздействие: прибалтийская территория, ранее известная как герцогская Пруссия, больше не была простым окраинным владением Бранденбурга, а стала составным элементом нового королевско-избирательного объединения, которое сначала будет известно как Бранденбург-Пруссия, а затем просто как Пруссия. Слова "королевство Пруссия" были включены в официальное обозначение каждой провинции Гогенцоллернов. Возможно, противники проекта коронации не преминули заметить, что бранденбургский государь уже обладал всей полнотой королевской власти и поэтому ему не нужно было украшать себя новыми титулами. Но согласиться с такой точкой зрения означало бы упустить из виду тот факт, что вещи в конечном итоге преображаются под влиянием имен, которые мы им даем.

 

КУЛЬТУРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

 

Трудно представить себе две более контрастные личности, чем первый и второй прусские короли. Фридрих был урбанистичен, обходителен, вежлив, мягко воспитан и общителен. Он владел несколькими современными языками, в том числе французским и польским, и многое сделал для развития искусств и интеллектуальных исследований при своем дворе. По мнению графа Страффорда, который провел много лет (под своим прежним титулом лорда Рэби) в качестве посла в Берлине, он был "добродушным, приветливым [...] щедрым и справедливым [...] великолепным и милосердным".19 Фридрих Вильгельм I, напротив, был груб до жестокости, недоверчив до крайности, подвержен приступам ярости и острой меланхолии. Обладая быстрым и мощным интеллектом, он едва овладел письменным немецким языком (возможно, у него была дислексия). Он глубоко скептически относился к любым культурным или интеллектуальным начинаниям, не имеющим непосредственной практической пользы (под которой он подразумевал в основном военную). Иногда резкий, презрительный тон его речи передается в следующих маргиналиях к входящим правительственным документам:

10 ноября 1731 года: Иватихофф, бранденбургский агент в Копенгагене, просит увеличить его содержание. [Фридрих Вильгельм: "Рашкал хочет прибавки - я отсчитаю ему на спину"].

 

27 января 1733 г.: Письмо с предложением отправить фон Хольцендорфа в Данию [Фридрих Вильгельм: "На виселицу вместе с Хотцедорфом, как вы смеете судить меня об этом негодяе, но поскольку он преступник, то вполне годится для виселицы, так и скажите ему об этом"].

 

5 ноября 1735 года: Сообщение от Кульвейна [Фредерик Вильгельм: "Кульвейн - идиот, он может раскусить мой арсс"].

 

19 ноября 1735 г.: Приказ Кульвейну [Фридрих Вильгельм: "Не вмешивайтесь в дела моей семьи, иначе вас ждет курган в крепости Шпандау"].20

 

В течение нескольких дней после своего восшествия на престол в феврале 1713 года Фридрих Вильгельм зарубил топором придворные учреждения своего отца. Как мы уже видели, никакого продолжения коронации 1701 года не последовало. Внимательно изучив финансовые счета королевского двора, новый король начал кампанию по радикальному сокращению расходов. Две трети слуг, занятых при дворе, включая шоколатье, группу певцов-кастратов, виолончелистов, композиторов и органостроителей, были уволены без предупреждения; остальным пришлось согласиться на сокращение зарплаты до 75 процентов. Значительное количество драгоценностей, золотых и серебряных изделий, изысканных вин, мебели и карет, накопленных за время правления его отца, было распродано. Львы из королевского зверинца были преподнесены в дар королю Польши. Большинство скульпторов, работавших во время правления Фридриха, срочно покинули Берлин, когда им сообщили об изменении условий работы. Двор охватило чувство паники. В отчете, поданном 28 февраля 1713 года, британский посланник Уильям Бретон отметил, что король "очень занят урезанием пенсий и большими сокращениями в списке гражданских лиц, к большому огорчению многих прекрасных джентльменов". Особенно сильно пострадало хозяйство вдовствующей королевы, и "бедные служанки [ушли] домой к своим друзьям с тяжелыми сердцами".21

Недели, последовавшие за восшествием на престол, должны были стать особенно травматичными для Иоганна фон Бессера, который служил Фридриху III/I в качестве церемониймейстера с 1690 года. Бессер помог сформировать ритуальную культуру королевского двора и был автором подробного официального отчета о коронации. Когда дело всей его жизни рухнуло, он был бесцеремонно вычеркнут из государственного списка. Письмо, которое он отправил новому королю с просьбой рассмотреть возможность назначения на другую должность, по получении было брошено в огонь. Бессер бежал из Берлина и впоследствии нашел работу в качестве советника и церемониймейстера при все еще роскошном саксонском дворе в Дрездене.

Двор, созданный при Фридрихе, быстро угас. На его месте возникла более стройная, дешевая, грубая и мужественная светская жизнь. Как покойный король Пруссии был скрупулезен в церемониях величайшей щепетильности, так