Шрифт:
Закладка:
Нет. Это не рационально! Это то же самое, что, путешествуя на катере, сознательно гробить его мотор.
Так что тут уж скорее от своих схлопотать можно. Симулянтов и халявщиков галерные гребцы не любят. Ведь если ты не работаешь в полную силу, значит, перекладываешь дополнительную нагрузку на своих соседей по веслу. Так, я ещё вчера увидел, как одному молодому невольнику неожиданно припечатал по спине, сидевший сзади гребец, а когда тот попытался, возмутившись, оглянуться и дать сдачи, то схлопотал сразу с двух сторон ещё и от своих соседей. Надсмотрщик даже подходить не стал, почитав провинившегося достаточно наказанным, и лишь издали выразительно плетью погрозил, обещая тем самым, что если выбившееся из ритма весло нормально не заработает, то в дело вступит уже он.
Те впряглись в работу, но, когда настала их очередь отдыхать, страдалец огрёбся ещё и от старшо́го.
Да! Вы не ослышались. Гребцы на галерах не гребут постоянно, даже если ветра нет. Они работают по очереди в три смены, чередуясь между собой. И, отмахав примерно два часа, ты потом мог отдохнуть в течении следующих четырёх. Блаженно вытянуть ноги, положив из на брус, облегчиться в лохань, разносимую помойным рабом, напиться, поесть.
Насчёт еды — был сломан ещё один стереотип. Рабов тут голодом не морили. От слова совсем. Ну, сами посудите. Много ли нагребёт ослабевший от полуголодного существования человек? А если бой или погоня? Этакое скупердяйство капитану боком выйти может. Так что после каждой смены, всё тот же раб ставил перед гребцом кружку воды с положенным сверху ломтём хлеба, сыром и вяленой рыбой. А перед боем или погоней, по слухам, ещё вина наливают и фрукты дают. Вот тогда галера и начинает работать во все вёсла, набирая полный ход.
И есть ещё один слом стереотипов, связанный с рабским трудом на галерах. Смертность здесь, и вправду, высока. Вот только умирают в основном гребцы не от голода или побоев, а от элементарных болезней.
— Что, умаялся, Чернец? — добродушно спрашивает Тараско, заметив мой взгляд. — Это ты ещё в нашу работу не втянулся. Оно по началу всем тяжко, — продолжил он, усаживаясь поудобней. — Ничего. Правильно дядько Иван говорит. Детина ты крепкий, даром, что бывший послушник. Со временем пообвыкнешь.
— Разве к этому можно привыкнуть? — усомнился я.
— Человек ко всему опривыкнуть может, — вздохнул в ответ старшо́й. — Вот я, к примеру, из детей боярских буду. Отец мой Исай Матвеевич самому Ивану Грозному служил! То-то же! А настали на Москве голодные годины, Бориской Годуновым накликанные, и обнищал вконец. Пришлось к князю Телятевскому в боевые холопы идти. Тоже поначалу привыкнуть не мог. Из детей боярских, да в холопы! — гребец тяжело вздохнул: — А три года назад, так и вообще в полон к татарве угодил, да сюда на галеру попал. Первое время думал, с ума сойду. А ничего, привык. Вот и ты привыкнешь.
Я замер, затаив дыхание и боясь поверить своей удаче. Это что же, я сейчас рядом с самим Иваном Болотниковым сижу? Если так, то я же самый настоящий выигрышный билетик, на эту галеру попав, вытянул! Болотников появится в Польше в июле 1606 года, а до того почти целый год на немецком подворье в Венеции проживёт. Вот и получается, что галеру, на которой я нахожусь, не позже чем через месяц венецианцы на абордаж взять должны.
Вот только как?
Я задумался, лихорадочно соображая.
Каким образом венецианский корабль в Чёрном море оказался? Им же сюда хода нет. Или опять что-то в истории приврали? Хотя, если подумать, время ещё есть. Мы же в Истамбул сейчас плывём. А куда дальше? Вдруг в Средиземное море? Вот тогда можно будет реально радоваться. Там главное, во время боя случайно не погибнуть. Обидно будет, коли так случится.
Одно плохо. Годуновых Болотников сильно ненавидит. Такой человек очень бы мне мог в будущем пригодиться.
— Так ты думаешь, что в бедах на Москву обрушившихся, Годунов виноват?
— А то, кто же? Неправдой венец царский на голову одел, вот Господь и разгневался! То, что ты слух о появлении царевича Дмитрия подтвердил, меня сильно радует. Сядет истинный царь на троне московском, на Руси всё и наладится.
— Да он уже сидит в Москве, Дмитрий твой, — поморщился я. В голосе Ивана было столько веры, что переубеждать его было бесполезно. — Он уже в Тулу пришёл, когда я в полон к ногаям угодил.
— Слух был, казаков с ним много с Сечи в поход подалось, правда ли? — поинтересовался Тараско и задорно громыхнул цепями. — Эхех! Кабы не неволя эта, я бы тоже в том походе погулял. И угораздило же нас в прошлом году под Гёзлев сунуться! Хотели купцов османских пощипать, да сами в западню и угодили. Не благословил, видать, Господь тот поход.
— Ты на Господа не кивай, — обернулся к нам пожилой казак, сидевший за веслом впереди. — Он за тебя воевать не будет. И свобода твоя на конце твоей сабли обитает. Не удержал саблю в руке, вот и греби, теперича, не жалуйся!
Подошёл галерный раб, сунул мне в руки кружку полную воды, выдал положенную за работу снедь, наделил таким же образом соседей. Завязавшийся было разговор, тут же затих, сменившийся сосредоточенным чавканьем.
Я тоже впился зубами в чёрствый хлеб, сдобренный забрезжившей в душе надеждой.
Итак, что мы имеем, на данный момент? А имеем мы радостную новость, что в самом ближайшем будущем эта галера будет захвачена венецианцами и все гребцы освобождены. Допустим, повезёт спастись и мне? И что дальше? Перезимовать в Венеции на немецком подворье вместе с Болотниковым или сразу пробираться на Русь? Немного поразмыслив, я начал склоняться к первому варианту.
А всё почему? Вот какая у меня была первоочерёдная задача, когда я из Москвы сбежал? Правильно! Переждать пару лет в безопасности!
Вот вернусь я на Русь сразу, а там самый разгар царствования Лжедмитрия и активные поиски меня любимого. А к появившимся из-за границы в то время внимание пристальное и большинство воевод приграничных с Польшей
