посвященным в церковную должность. Окружающие испытываемого забавлялись тем, что мальчик без всякого понимания лепетал какие-нибудь две главы (из Евангелия?), произнося слова с таким страхом, как будто бы над ним висела розга учителя. Для устранения вышеупомянутых беспорядков собор в Мельфи, при папе Урбане II (в середине XI в.) постановил, чтобы моложе 14–15 лет никого не ставили в иподиаконы, раньше 24–25 лет — в диаконы и раньше 30 лет — в пресвитеры. Другой собор, проходивший в Равенне (при Герберте), исчисляет те недостатки и пороки, которых не следует быть у лиц, посвящаемых в церковные должности. Сюда отнесены: порочный образ жизни, незрелый возраст, необразованность, содеянное преступление, бесчестное занятие, корыстолюбие и нецеломудрие; запрещено было ставить на священные должности двубрачных, неофитов, лиц крепостного состояния и вообще мирян. Конечно, такой список не имел бы особенного значения, если бы действительность не подтверждала самым плачевным образом того, что священные лица изучаемого времени нередко имели те или другие из недостатков или пороков, исчисленных Равеннским собором. Например, запрещено было поставлять в священные должности прямо из мирян (очевидно, требовалось, чтобы кандидат на такие должности сначала проходил низшие церковные служения), но на практике этого правила не соблюдалось. В числе пап изучаемой эпохи встречаем таких, которые не удовлетворяли этому требованию. Бенедикт VIII до избрания в папы был мирянином, папы Иоанн XX и Лев VIII называются в документах неофитами; на знаменитом Реймсском соборе (в 991 г.) относительно папы Иоанна XII встречаем указание, что он погряз в пороках; тот же собор о Бонифации говорит, что он был «ужасным зверем, превосходящим своей дикостью всех прочих людей». Прокрались в духовное сословие и другие непорядки, несообразные с пастырским званием. В некоторых епископских округах число священников было ниже потребного: один священник управлял двумя или тремя церквами. Мотивом служило желание иметь побольше доходов. В других местах, в особенности в капитулах, число духовных лиц было безмерно велико, так что часть из них проводила время в праздности. Нужно сказать, что в капитулах каноники получали хорошие доходы. Беспорядки и на этом не кончались. Случалось, что вопреки правилам «белый священник» получал в управление монастырь, причем управляющее лицо не принимало на себя монашеского чина. Или же какой-нибудь клирик, в противность канонам, приобретал право поставлять в духовные должности и лишать таковых. Часто являлось даже основательное сомнение в том, имело ли известное духовное лицо надлежащее посвящение. Значит, в числе духовных лиц попадались самозванцы. Многие стремились к епископскому званию с таким же расположением, как будто бы дело шло о мирской должности. Так какой-нибудь дворянин шел в школу учиться с целью приобрести право на занятие епископского места, но при этом он руководился не желанием служить Богу, а честолюбием. И он действительно становился епископом, невзирая на свое недостоинство и безо всякого искуса.

В числе важных недостатков, характерных для духовенства X и XI вв., нужно указать на холодность, индифферентизм этих лиц к тем святыням, при которых проходило их служение. Это были не пастыри, а наемники. Поразительно встречать факты, что некоторые священники совершенно забывали о том, что́ такое храм, каково его назначение. Кардинал Гумберт (XI в.) не может без содрогания вспоминать о том, как много в его время было церквей и монастырей в развалинах; дело доходило до того, что многие церкви совсем запустели и в них нашли себе жилище опасные звери и нечистые птицы, пол в них зарос травой. При другом случае тот же писатель уверяет, что он сам видел, что некоторые церкви превращены в поля и засевались хлебом, а иные из храмов были обращены в хлев. В самом деле, даже в Риме монастырь св. ап. Павла и знаменитая церковь св. Петра находились в таком небрежении, что сюда свободно заходил скот, а женщины занимались хозяйственными делами в рефектории (свидетельство папы Григория VII). В Фарфасском монастыре аббат Губерт жил с блудницами и собаками; монахи сами повреждали стены своих обителей, чтобы лишить настоятелей возможности наблюдать за соблюдением монашеских обетов живущими в обители. В Верхней Италии стало общим правилом, которым дозволялось помещать плоды жатвы в церквах; это было позволено бедным людям в видах защиты их полевых произведений от грабежа со стороны разбойников. Но и этого мало. В некоторых местах церкви сделались базарным местом; на святом месте и ели, и спали; здесь можно было слышать всю болтовню, споры, остроумные словца. Лица духовные или их приспешники были первыми зачинщиками подобных безобразий. Вот, например, что происходило в Ареццо в церкви св. Доната: когда по праздничным дням каноники приходили в церковь для сбора приношений от молящихся, или когда те же каноники для той же цели посылали сюда своих слуг, то возникали между сборщиками «споры, пустая болтовня, при этом даже они старались что-либо утаить один от другого или же просто украсть»; при дележе приношений хлеб или свеча разрывались на четыре части. Один фарфасский аббат, родом англичанин, так мало уважал святость алтаря, что если монахи в случае его гнева прибегали к алтарю, как месту неприкосновенному (пользуясь так называемым правом убежища), то их начальник, не обращая ни на что внимания, выгонял их отсюда. Мало того. История этого времени повествует нам о таких «Тартюфах из духовенства», которые под видом благочестия удалялись в храм и которые ночью оскверняли святилище, назначая здесь любовное свидание с женщинами.

Богослужебные действия и священные сосуды для некоторых из духовных лиц перестали быть предметом великого уважения. Был такой случай: архиепископ Миланский Гвидон прибыл в храм для совершения литургии, но подведомые ему духовные лица, желая причинить обиду архипастырю, удалились из храма, оставив его здесь одного, побросав на землю Св. Дары, предназначавшиеся для Евхаристии; и когда они выходили из храма, то позволяли себе какие-то шутовские ужимки. Иногда сами епископы при чтении Евангелия за богослужением позволяли себе смех. Одно духовное лицо осмелилось так выразиться о Св. Евангелии: «У нас читается и то, что написано на овечьей шкуре». Папа Иоанн XII посвящал диаконов в стойле; если совершал литургию, то не всегда приобщался при этом. Духовные лица позволяли себе самое непристойное обращение со священными сосудами и одеждами. Священные сосуды они брали для своего стола и пользовались ими как обыкновенными кружками; священные одежды давали во временное пользование женщинам, золотые и серебряные церковные украшения они давали тем же женщинам для их убранства. Небрежность священнослужителей в отношении к священным сосудам достигала крайних пределов: можно было встречать евхаристические чаши, покрытые ржавчиной, запачканные воздухи и пелены, растерзанные ризы. Но и этим дело не ограничивалось. Духовенство