Москве еще до капитуляции Германии; Эдвин Хернле, немецкий коммунист, был доставлен в Берлин из Москвы в июле с исчерпывающими инструкциями относительно проводимой политики и стал главой новой администрации по сельскому хозяйству. Необходимые приказы были опубликованы в начале августа. До войны в русской зоне Германии проживали крупные землевладельцы[25]. Влияние прусских юнкеров на политику Германии и их вклад в армию были общеизвестны. Если это влияние предстояло искоренить (а Рузвельт и Черчилль подчеркивали такую необходимость), требовалось нанести удар по его экономическим корням. Западная критика была направлена не столько против самой меры, сколько против отказа выплатить компенсацию собственникам, лишенным имущества.

Земельная реформа номинально проводилась спонтанно через немецкие организации. Отныне никто не должен был владеть более чем 100 га (250 акров); у тех, у кого оказывалось больше, излишки конфисковывались без выплаты компенсации. Земли, принадлежавшие «военным преступникам», и земли, являвшиеся национальной, провинциальной или партийной собственностью, также изымались.

Из всего этого наибольшая доля должна была достаться людям, не имеющим вообще никакой земли, включая беженцев из других частей Германии. Некоторые мелкие владения необходимо было расширить, а часть земли передать общинным организациям, включая больницы, школы и сельскохозяйственные учреждения. Получатели должны были выплатить государству сумму, эквивалентную годовому урожаю зерна, рассчитанную исходя из ожидаемого, а не фактически полученного объема; 10 % от этой суммы предстояло выплатить в конце первого года, а остальное – долями в течение десяти или даже двадцати лет.

Короче говоря, эта решительная мера должна была радикально изменить характер оккупационной зоны. Правда, ее результатом было создание режима мелких землевладельцев, а не коллективных хозяйств; 67,5 % всей перераспределенной земли доставалось частным лицам. Даже необходимость разделить орудия труда и скот была представлена новым владельцам как мера целесообразности в период дефицита, а не как шаг к коллективизации. Но именно этот факт уменьшал перспективы обратного движения; как только крестьяне получили землю, любая попытка отобрать ее вновь, разве что в процессе постепенного разрушения экономики, могла вызвать стойкое сопротивление. Нигде в Германии не предпринималось столь масштабных попыток, и, хотя верно, что нигде больше не было такого сосредоточения крупных поместий, такие перемены должны были создать устойчивое различие между русской зоной и другими частями Германии. Однако эта фундаментальная реформа проводилась в одностороннем порядке без каких-либо попыток обсуждения среди четырех держав; хотя в тот самый момент, когда разрабатывались эти планы, проходила Потсдамская конференция, нет никаких свидетельств того, чти вопросы когда-либо там упоминались. Несомненно, русские рассматривали это как необходимый шаг в превращении Германии в «демократическую» страну и шаг, который немцы имели право предпринять для себя. Между тем первоначальным результатом должны были стать беспорядки и спад производства.

В западных зонах главной сельскохозяйственной задачей было собрать урожай. Хотя 22 мая руководство SHAEF оценило, что имеющихся запасов продовольствия хватит на шестьдесят дней, и хотя SHAEF собрал (в условиях мирового дефицита) и ввез в Германию 600 000 тонн зерна вместе с семенами, к июлю рацион среднего потребителя снизился до 950-1150 калорий. Конечно, частично это было связано с неправильным распределением из-за нехватки транспорта, а частично – с временным дефицитом до поступления нового урожая. Чтобы собрать урожай, была быстро введена схема [ «Операция Барлейкорн» («Ячменное зерно»)] по освобождению и отправке на работы 300 000 заключенных, которые раньше были заняты в сельском хозяйств. Несмотря на это, урожай оказался на 10–15 % ниже расчетного, и уже стало ясно, что для того, чтобы население не голодало в зимние месяцы, потребуется значительный объем импорта.

В таких обстоятельствах любые меры, способные нарушить работу фермерского сообщества, выглядели бы безумием, и даже нацистская организация по сбору продовольствия осталась в значительной степени нетронутой.

Положение союзных войск на момент окончания военных действий было, конечно, результатом военных потребностей; оно не соответствовало зональным границам, разработанным Европейской консультативной комиссией и согласованным в Ялте. Направление наступательных действий союзников привело к тому, что американцы и французы оказались к северу от их «ялтинских» границ (хотя западные армии не продвинулись так далеко на восток, как призывал Черчилль, в то время как Эльба, на которой они остановились, находилась значительно севернее и восточнее линии, согласованной в качестве границы русской зоны. Черчилль описывает свои усилия поставить вопрос о корректировке в зависимость от взаимопонимания с русскими и, соответственно, отложить его до окончания Потсдамской конференции. Но значение этого вопроса, как и вопроса о взятии Берлина, не было по достоинству оценено в Вашингтоне во время «смертельного разрыва между теряющим силы президентом Рузвельтом и все крепнущей хваткой президента Трумэна в отношении обширных мировых проблем». Приказ о выводе западных войск был отдан 1 июля. Вопрос о вступлении союзников в Берлин оставался открытым.

Предложение сделать Берлин трехсторонним «островом» в центре русской зоны возникло как часть разработанного в 1943 году Комитетом Эттли плана, принятого Госдепартаментом, одобренного министрами иностранных дел в октябре 1943 года и переданного на доработку Европейской консультативной комиссии, когда этот орган начал работу в январе 1944 года. Как таковое, оно было в принципе принято на конференции в Ялте, но чтобы точно определить, как будет функционировать это беспрецедентное соглашение, не было сделано ничего. В мае 1944 года Уайнант поставил перед Вашингтоном вопрос о согласовании точных условий, гарантирующих доступ союзников в город, но Военное министерство придерживалось мнения, что, поскольку невозможно заранее знать, какие коммуникации окажутся пригодны для использования, этот вопрос должен быть оставлен на усмотрение военного командования на момент ввода войск[26].

Этого принципа придерживались и после окончания боевых действий, и для прояснения этого вопроса 29 июня в Берлине состоялась встреча маршала Жукова, генерала Уикеса и генерала Клея. Потсдамская конференция должна была начаться 15 июля, и было известно, что русские все дела в городе решают в соответствии со своими целями; это заставило англичан и американцев беспокоиться о том, чтобы их войска прибыли на место и заняли позиции. Они попросили предоставить им доступ по трем железным и двум автомобильным дорогам. Русские заявили, что в связи с демобилизацией Красной армии невозможно использовать более одной железнодорожной линии через Магдебург и Потсдам, а также автобан из Хельмштедта. Кроме того, предлагалось два воздушных коридора. Русские также настаивали на том, чтобы западные державы снабжали свои сектора продовольствием и углем, хотя город никогда не получал значительную часть продовольствия из Западной Германии.

Пять лет спустя генерал Клей находил «удивительным», что перед отъездом из Вашингтона на должность заместителя военного губернатора Соединенных Штатов ему самому не пришло в голову посетить Государственный департамент и что эта идея никогда не была предложена ему кем-либо