Головня возразил — Я уже давно вышел из отроческого возраста, Святейший Владыка Алексей!

Тот улыбнулся — Для меня вы пока еще отроки, мне ведь уже девяносто лет! За свою жизнь я повидал и революцию и войну! После революции, в январе двадцатого года вместе с митрополитом Арсением я был арестован Новгородской ЧК, однако вскоре мы были освобождены. В ноябре этого же года я предстал перед судом по обвинению в самовольном освидетельствовании мощей святых накануне их вскрытия органами власти, но был амнистирован в связи с окончанием гражданской войны.

В следующем году года патриархом Тихоном по просьбе митрополита Петроградского Вениамина (Казанского) я был назначен епископом Ямбургским, первым викарием Петроградской епархии. Переехав в Петроград, жил в доме при Казанском соборе, затем в Александро-Невской лавре. В мае двадцать второго года, после ареста митрополита Вениамина (Казанского), вступил в управление Петроградской епархией, тотчас после моего вступления в должность управляющего Петроградской митрополией, я был вызван в некое нецерковное учреждение, помещавшееся по Гороховой улице Два и мне был предъявлен ультиматум: трое священников, отлучённых митрополитом от церкви, должны быть восстановлены в своих правах — в противном случае митрополит будет расстрелян. Я, сослался сначала на свою некомпетентность, затем попросил дать мне неделю на размышление. Эта просьба была удовлетворена. Затем, на протяжении недели, происходили совещания в Епархиальном совете, причём по указанному вопросу мнения разделились. Викарные епископы — мои собратья— также не могли установить по этому поводу единой точки зрения. В конце концов, в Епархиальном совете победила та точка зрения, что необходимо идти на всё для спасения жизни владыки-митрополита…' В результате я составил послание к петроградской пастве, в котором снял отлучение. Когда же я узнал, что митрополит Вениамин все же приговорён к расстрелу, то разрыдался, как ребёнок. Я отказался подчиниться обновленческому Высшему церковному управлению митрополита Антонина (Грановского). Ввиду ультиматума последнего признать его власть либо покинуть Петроград сложил с себя в двадцать втором году обязанности временно управляющего епархией.

В октябре этого же года был арестован по обвинению в «контрреволюционной деятельности», осуждён и в конце того же года сослан на три года в город Каркаралинск, где имел возможность служить в городском храме.

С одна тысячи тридцать третьего года я был назначен митрополитом Ленинградским с сохранением управления Новгородской епархией. В тридцать седьмом году выселен из игуменских покоев Новодевичьего монастыря у Московской заставы и невольно проживал сначала на колокольне Князь-Владимирского собора; с сорокового года — на хорах Николо-Морского собора, ставшего кафедральным, и где я с того времени обычно служил.

Во время «Большого террора» было расстреляно около восьмисот священников и диаконов, служивших в моей епархии, и к сорок первому году число действовавших храмов на этой территории, включая Ленинград, не превышало двадцати. Во время войны, в период блокады Ленинграда я оставался в городе, совершал литургии и молебны, проповедовал, ободрял и утешал верующих. В будние дни, часто без диакона, сам причащал и читал поминания. Постоянно обращался с патриотическими посланиями к своей пастве. Руководимая мною ленинградская епархия, находящаяся в условиях блокады, внесла в фонд обороны страны более трех миллионов рублей наличными деньгами, а также пожертвования ценными вещами. Руководствуясь призывом патриаршего местоблюстителя митрополита Московского Сергия, моя епархия внесла на постройку колонны танков имени Дмитрия Донского ещё полмиллиона рублей. Я, став патриархом, с разрешения Сталина, обеспечившего мне личную охрану в штатском, совершил первое в истории московских первосвятителей паломничество в Святую землю (Иерусалим, Александрия, Каир, Бейрут, Дамаск и Лидда), нанеся визиты восточным патриархам. В ходе путешествия преследовалась политическая цель вовлечь неславянские православные Церкви в орбиту Московского Патриархата, что удалось в некоторой степени в отношении Антиохийского Патриарха Александра Третьего. Видите, какую жизнь я прожил? Как вы оцениваете мою деятельность на посту руководителя Русской Православной церкви?

Я пожал плечами — Папа сожалеет, что вы не поддержали его идею объединения расколотых церквей!

Я вижу на вас, Юрий Вячеславович, знаки католического ордена, за что Папа вам вручил эту награду?

— За наведение порядка на Кавказе и замирение православных армян и мусульман-азербайджанцев. Почему на словах говоря о мире, на деле Русская Православная Церковь отказывается мириться с католиками? И почему не идет на сближение с старообрядцами?

— Понятно! Не поддержал я предложение Папы потому, что Богословского значения для всей Полноты Святой Православной Церкви этот акт не имеет, ибо разделение Церквей Католической и Православной слишком глубоко и для преодоления его в настоящее время нет соответствующих оснований. Русское же старообрядчество было осуждено собором одна тысяча шестьсот шестьдесят седьмого года. Прибывшие тогда в Москву восточные патриархи признали старые русские обряды еретическими и соборно осудили их как такие. Я считаю, что двое-, трое-, пенто-, моноперстие — всё это не является догматическими определениями, вопросами веры, но вопрос благочестивой практики в разных социальных и исторических условиях. В Древней Церкви крестились одним большим пальцем, направленным на себя, перекрещивая не тело до пояса, но только лицо. Было время того, что крестились пятью сложенными в щепоть пальцами. Греки решили практику крещения унифицировать, наши же старообрядцы не захотели принять унификацию. В принципе я готов начать диалог с старообрядческой церковью. Но я попрошу вас помочь решить возникшую с властью проблему.

Я шесть лет назад не смог противостоять требованию Совета по делам Русской православной церкви ограничить роль настоятелей в приходах чисто богослужебно-пастырскими обязанностями, передав все хозяйственно-финансовые функции исполнительным органам религиозной общины (прихода), то есть приходскому совету и старосте, которые фактически назначались органами государственной власти. Попытка отдельных архиереев во главе с архиепископом Ермогеном добиться их отмены в шестьдесят пятом году, после смещения Хрущёва, была пресечена властями. Собор шестьдесят первого года был подготовлен в несвойственной для соборной деятельности Церкви обстановке чрезвычайной секретности и проведён с грубыми административно-каноническими нарушениями, был инициирован Идеологическим отделом ЦК КПСС и подготовлен председателем Совета по делам Русской православной церкви генерал-лейтенантом КГБ Куроедовым. Власти потребовали от Священного Синода так провести Собор, чтобы он единогласно утвердил решение о радикальном реформировании порядка приходского управления, все участвовавшие в Соборе епископы были запуганы и боялись сказать слово против. Собор стал очередной грубой и насильственной акцией советской власти в отношении Русской Православной Церкви. Под страхом увольнения на покой и репрессий архиереи были вынуждены подписать заранее подготовленные соборные постановления, ставившие епископат и духовенство в унизительное положение, поставили священника на уровень наёмника общины. Как итог: произошли кардинальные изменения в церковной структуре, искажение её канонического строя,