Воплощением этой ненавистной суетливости для Хастура был черный «Бентли». Ко всем прочим моделям и маркам он был равнодушен — до встречи со смертной обладательницей умопомрачительной груди. Та женщина усадила его в удивительный экипаж: алый, как сердце адского огня, припавший к земле, словно огромный хищник. Вздыбленный вороной конь на его острой «морде» напоминал о Всадниках Апокалипсиса, и оттого машина понравилась демону еще больше. Наконец, внутри она оказалась и удобнее, и богаче, чем колымага Кроули. Ничего удивительного, что, отогревшись и отоспавшись, Хастур захотел увидеть этот автомобиль снова.

Просторный гараж, явно предназначенный для нескольких автомобилей, сейчас пустовал. Неплохо было бы появиться тут какой-нибудь обслуге, чтобы проверить, все ли в порядке с алой красоткой... как, кстати, она называется? Хастур вспомнил и со вкусом выговорил: «Фер-р-рари». Подходящее имя для адской колесницы.

На стене гаража висел большой красочный календарь. Вверху страницы шла каллиграфическая надпись: «Самые роскошные автомобили мира».

— А ну-ка... — заинтересовался Хастур, пристально изучая фотографию личного спорткара одного из арабских шейхов. Демон одобрил вкус шейха: золото, рубины, сапфиры, бриллианты и вновь золото — всюду, где только можно, и двойным слоем там, где нельзя.

Качество печати у календаря было на высоте: легко различались даже самые мелкие детали. Хастур содрал лист со стены и принялся за работу.

***

— Несколько монотонно, но в целом, я бы сказал, вполне, вполне.

— А я скажу: скука смертная. Не удивительно, что мои инфернальцы нашли тут больше десятка точек повышенного Зла: от такого однообразия взвоет и святой отшельник.

Ангел и демон шли по хорошо освещенному, ровному и чистому тротуару, отделенному от мостовой рядами одинаковых молодых лип, мимо трех- и четырехэтажных коробок из стекла, бетона и металла — тех самых, чье проектирование и строительство поставлено на поток по всему миру. Окна офисов и бизнес-залов ярко светились: рабочий день тут, похоже, был далек от завершения. Прямая улица с двусторонним движением продолжалась в обе стороны, пока хватало глаз.

Кроули, по своему обыкновению сунув руки в карманы, остановился у кромки тротуара. На противоположной стороне вытянулся ряд человеческих муравейников, которые отличались друг от друга, пожалуй, только вывесками.

— Она живет здесь? — удивился Азирафель.

— Не-а.

— Тогда почему мы остановились?

Вместо ответа демон звонко цокнул языком. В тот же миг большинство окон в здании напротив погасло, а оставшиеся гореть образовали на фасаде огромный рогатый смайлик. Цокнул еще раз — смайлик почернел, потому что теперь его контуры обозначались темными окнами на освещенном фоне.

— И-и-и… начали! — Кроули взмахнул руками, точно дирижер, собирающий внимание оркестра: — Правая сторона! Левая сторона! Центр! Трам-та-та! Трам-та-та! Не отстаем, держим ритм!

В офисах заметались люди. Многие выбегали наружу, пытаясь понять, что происходит. Машины притормаживали, из салонов протягивались руки со смартфонами: все спешили снять сумасшедшую пляску ухмыляющихся рожиц, что носились по фасадам зданий из конца в конец уже по обеим сторонам длинной улицы. В такт движению смайликов вспыхивали и гасли фонари на столбах, и даже автомобильные фары включились в общее световое безумие, мигая в терцию неслышной мелодии, которой дирижировал демон.

— Посмотри, ты собрал пробку на дороге в обе стороны! — не выдержал Азирафель. — Все, я заканчиваю это безобразие. Да будет свет! То есть, я имею в виду нормальное освещение.

И стало нормальное освещение.

— Зато никакой скуки, — Кроули одернул пиджак и кивнул на взбудораженную толпу на тротуаре, которая не торопилась расходиться по офисам. — А сколько будет постов в инстаграме! Не зря я его придумал.

— Так и знал, что твоя работа, — поморщился ангел.

— Да ладно, как будто ты ни разу там котиков не лайкал.

— Извини, но я решительно отказываюсь понимать твой ужасный сленг!

Демон изобразил бровями «ох, уж эта мне рафинированная интеллигенция» и, не оглядываясь, пошел по улице — свободно и уверенно, точно жил в Милтон-Кейнсе со дня основания. Азирафель поспешил за ним: безликая местная топография наводила на него оторопь, и он предпочитал не оставаться с ней один на один. Да и людской водоворот порядком нервировал.

Вскоре оживленные кварталы остались позади. Офисные здания сменились двухэтажными жилыми коттеджами — тоже построенными будто под копирку. Они были бы совсем унылыми, если б не деревья и цветы, растущие на газонах.

— Ангел, твоя контора никак себя не проявляла? — небрежным тоном осведомился Кроули, рассеянно глядя по сторонам.

— Конечно нет, они же пообещали. А почему ты спрашиваешь?

— В Аду раскусили наш трюк с телами. А между Низом и Верхом обмен информацией хорошо налажен, сам знаешь.

— Но ты жив и на свободе, — в замешательстве проговорил ангел, — значит, трюк прошел без последствий...

— Для меня, — подхватил Кроули. — И это если не считать пакостей от Хастура и Дагон. За хитрость и ловкость можно удостоиться похвалы Вельзевул, но насчет Гавриила сильно сомневаюсь.

— Понимаю намек, но позволь напомнить: эфирным сущностям чужда мстительность. Я уверен, никто Наверху не держит на меня зла, — Азирафель улыбнулся: — Они вообще не знают, как это.

— Честное слово, ангел: если б я не знал, что ты умный, решил бы, что полный болван! — Кроули развел руками: — Ну как, как ты можешь утверждать такое после всего, что случилось?!

— Мы создания любви и добра, — просто ответил ангел. — Мы можем ошибаться, поскольку по природе своей менее совершенны, чем Создательница, но никогда, — слышишь, демон? — никогда осознанно не творим зло. Та нелепая казнь была бы просто сплошным недоразумением. Уверен, если б она состоялась, Гавриил и остальные очень скоро ужаснулись бы содеянному и раскаялись... Ох, что это?

— Ага, почуял, — хмыкнул Кроули. — Ну хоть теперь прекратишь нести околесицу.

Азирафель покачнулся, схватился за грудь:

— Как тяжело дышать... Давно не встречал подобной концентрации...

Они шли по тихой зеленой улочке, словно сошедшей с иллюстрации к какой-нибудь колыбельной. Спят машинки, засыпают светофорчики... Опрятные домики провожают летний день, чтобы встретить другой. Лишь один из них словно обогнал соседей во времени и уже встречал Рождество: на его крыше, переплетах окон и стенах лежал пушистый снег. Отчего-то его покров не искрился в свете фонарей, не отливал всеми оттенками голубого и синего. Он вспухал и опадал, делаясь то зеленовато-серым, то грязно-желтым. Издалека казалось, что дом дышит и