Шрифт:
Закладка:
Только вот эти игры в «больничку» для бригад «Скорой помощи» становятся сущим мучением. Ведь, если разобраться, настоящих – «скоропомощных» – вызовов никто не отменял, они поступали, и будут поступать. И время, угроханное очередной бригадой на очередную бабулю с «гипертермическим кризом» или «кажется, инфарктом», фактически украдено у того, кто сейчас задыхается от приступа бронхиальной астмы, воет от боли в сердце с настоящим инфарктом миокарда или колотится на земле в эпилептическом припадке. Только тем, кто действительно ждет помощи от нас, этого никогда не объяснить. И бабушкам – тоже. Не они же после будет объясняться с мамой, у которой утонул ребенок, с отцом, у которого на глазах сбило машиной сына, с братьями и сестрами, на руках которых испускает дух любимый дедушка – которые не дождались нас, потому что мы снимали очередную кардиограмму очередной заскучавшей бабуле.
С такими Офелия, как правило, не миндальничает, за что я ее и ценю. Иногда, конечно, ее заносит, но в большинстве случаев она всех противных бабок ставит на место.
Концерт по заявкам начался при нашем входе в квартиру – дверь открыла довольно потрепанного вида женщина лет сорока, присовокупив к скрипу дверных петель привычное нам «Наконец-то!». Впрочем, возглас был скорее облегченным, нежели гневным, поэтому я оставил его без комментариев.
– Бэлла, кто там? – донесся пожилой голос из комнаты. Довольно сильный голос, отнюдь не вибрирующий от боли и даже без обычной старческой хрипотцы.
– «Скорая», мама, – гаркнула в ответ женщина, пропуская нас.
В ответ до нас донесся протяжный стон, полный глубокой муки и страдания.
Все понятно.
В комнате на диване вальяжно раскинулась объемистая дородная дама в возрасте, с болезненно закатанными куда-то к своду черепа глазами, запахнутая в пушистый халат. Комната сама неплоха – домашний кинотеатр, плазменный телевизор на стене, шелкография на обоях, натяжной потолок, на полу мягкий палас. Сам диван стилизован под древнеегипетский и обит явно не дерматином. В ногах у «больной» пристроился здоровенный персидский котище, поглядывающий на нас – пыхтящих и сопящих после подъема на пятый этаж – с откровенным кошачьим презрением. Резной журнальный столик у дивана завален упаковками с лекарственными средствами. М-да… проще сказать, чего тут нет.
«Потрепанная» дочка входит следом, в руках имея полупустую бутылку «Хольстена». Этим, думаю, и объясняется ее потрепанность. Судя по пробивающемуся сквозь тонкий аромат духов запаху застарелого перегара, потребляет спиртное она довольно регулярно.
– Вы что, разуваться не будете? – подозрительно спрашивает дама, на миг утратив страдающий вид.
– Может, еще до трусов раздеться? – угрожающе спрашивает Офелия. – Стул принесите.
– У меня же ковры ангорские! – в священном ужасе восклицает дама.
– А у меня туфли турецкие, – встреваю я. – Мы лечиться будем или дальше дурака валять?
– Как вы разговариваете, молодой человек?!
– Мы поедем, а? – это Офелия. – Я вижу, ваши ковры вам интереснее собственного здоровья.
– Нет-нет, что вы! – мгновенно убавила гонор дама. – Бэлла, принеси доктору стул, я вот не в состоянии, как видишь.
Она снова переключилась на ведущую роль страдалицы. Упомянутая «потрепанная» Бэлла, звучно сглотнув остатки «Хольстена», поболтала бутылку перед глазами, после чего ушла, шаркая ногами. Я принялся оформлять карту вызова, пока Офелия измеряла давление. Больная громко постанывала и просила быть с ней аккуратнее, у нее раскалывается голова, все тело ломит, а мозг близок к тому, чтобы потечь из ушей. И испачкать дорогие ангорские ковры. Согласно представленному паспорту, звали нашу даму Верейской Стефанией Аркадьевной, было ей истинно шестьдесят два года. Она ныне не работала, а молодость, как она поведала сквозь страдания, посвятила театру. Правда, в качестве кого, не указала, уклончиво сказав, что ее работа была очень уважаемой и почетной. Хотя, думаю, она вполне могла рассуждать так и о работе уборщицы в гримерках. Для актрисы на пенсии играла в больную она довольно бездарно.
По окончанию обследования выяснилось, что уважаемая Стефания Аркадьевна страдает гипертонической болезнью уже три года, врачам не доверяет принципиально, а лечится только самостоятельно и симптоматически, что и обуславливает огромное количество лекарственных препаратов на столике. АД у нее было на двадцать единиц выше рабочего[27]. Узнав об этом, дама испустила такой стон, что я испугался за ее глотку.
– О-ооо, доктор! Я так и знала! Вся голова как топором расколота! Скажите, что со мной будет? Нет… нет, не говорите этого!
Офелия испепеляет ее взглядом из-под опущенных очков. Безрезультатно.
– Бэлла! – больная протянула трясущуюся руку к дочке, вплывавшей в комнату со стулом. – У меня давление, представляешь! Бэлла, если что случится, позаботься о Рамзесе!
– Послушайте…
– Я чувствовала, доктор, сердце женщины – вы, как женщина, меня поймете – мне все подсказало! Я уже неделю как сама не своя хожу! А вчера свою покойную бабушку во сне видела, она меня звала куда-то. Теперь-то понимаю, куда… О, Боже всемилостивый…
– Антон, – дернула меня за рукав доктор. Да, я и сам понимаю, что неприлично с полуоткрытым ртом глазеть на бьющуюся на диване в судорогах истеричку. – Феназепам набирай давай.
– Чистым? – риторически спрашиваю я, открывая сумку. Мыть руки нет ни малейшего желания – я щедро плескаю на них спиртом, надпиливаю шейку поданной мне врачом ампулы и набираю пенящийся препарат в шприц.
– Что это? – трагично вскрикивает Стефания Аркадьевна, увидев шприц. – Скажите мне… это поможет?
– Это не помешает, – бормочу я, примериваясь. – Э-ээ… Бэлла, кажется? Помогите мне.
Посредством подоспевшей дочери мы задрали на даме халат, я быстренько протер спиртом верхний наружный квадрант правой ягодицы и, коротко размахнувшись, всадил иглу. Стефания Аркадьевна, до этого не перестававшая причитать, звучно ойкнула и дернулась вперед.
– Тихо, – придержал я ее, толчком поршня вгоняя «феникс» в мышцу.
– Что вы мне укололи, доктор?
– Феназепам, – отвечает Офелия. – Успокаивающее, если не в курсе.
– Я спокойна, доктор, – всхлипывая, отвечает больная. – Я только об одном вас прошу, как служителя клятвы Гиппократа… Уверена,