Зажмуриваюсь в ожидании ответной реакции. Обнимет же? Или…

Илья медленно ведет руками по моей талии, сжимает с шумным выдохом и упирается подбородком в плечо.

Сдерживаю улыбку. Абсурдно, но в груди болезненно вибрирует от желания разрыдаться.

Опять…

Этот день выпотрошил все слезные запасы. На ещё одну порцию не нахожу.

— С Никой я поговорю, — отстраняется.

Карие глаза в темноте кажутся бездной, в которую я падаю-падаю-падаю. Нервно облизываю губы и не могу уйти от него. Хочется нежиться в крепких руках и не вспоминать про тот кошмар, который мне организовала Вика.

— Спасибо тебе, — с трудом, но все-таки расходимся.

В дом захожу, словно воровка. Замираю посреди гостиной, прислушиваясь ко всем звукам.

Кости нет. Его машины тоже. И позвонить ему не решаюсь. Что говорить?

Меня «наши» покромсали?

На ватных ногах поднимаюсь к себе в комнату. Кажется, что Костик вломится ко мне и обвинит во всех смертных грехах, но этого не происходит.

Я успеваю принять душ и переодеться. Волосы намеренно не трогаю. Пусть так.

Чудится, будто они пропахли Северским. Пропитались свободой. А мне очень нужна поддержка. Пусть даже это будет просто запах. Напоминание.

Кутаясь в теплый домашний костюм, спускаюсь вниз. Очень хочется есть. В холодильнике всегда полно еды. Беру салат и в полумраке сажусь за стол. Желудок сворачивается от голода. Снова поддаюсь порыву и начинаю искать чай с мелиссой. У нас должен быть. Ассортимент на любой вкус.

Но с мелиссой нет, зато есть с бергамотом. Завариваю его. Ем салат, поглядывая во двор.

Машины нет, а вот звуки есть.

В гостиной что-то падает. Костя…

Ворчит. Матерится. Шуршит одеждой. Я не выхожу, потому что придется выяснять отношения, а у меня просто не осталось сил на это сражение. Сижу, пока звуки не затихают.

Чай наливаю в кружку и беру с собой наверх. Только подняться не удается.

В гостиной на диване лежит Костя. Света не нужно. Я итак вижу, что он не в состоянии передвигаться.

Сердце сжимается, и я спешно иду к лестнице, но, сжав крепко зубы, резво разворачиваюсь и направляюсь к брату. Характерное амбре ударяет в нос. Кривлюсь. Ставлю кружку на круглый столик и дотрагиваюсь до его плеча. Мычит что-то невнятное.

— Костя?

Открывает глаза, но смотрит, будто сквозь меня.

— Ненавижу тебя, Лис… Предательница… — отворачивается неряшливо, задевая кружку с чаем.

Та падает на дорогой белоснежный ковер. Я и в полумраке вижу, как некрасиво по нему расползается темное пятно. Мама меня убьет…

Только хуже эмоции, которые сейчас таким же пятном расползаются по моей грудной клетке.

Это ведь конец…

Мы с Костиком друг друга потеряли…

23

POV Илья

Меня всего лихорадит от злости, когда я возвращаюсь домой. Вероника бьет рекорды неадеквата. И мне сложно держать себя в руках, поэтому влетаю к ней в комнату без предупреждения.

— Ты чего?! — дергаю её за кофту на себя. Капюшон с наушниками слетают с глупой головы. Ошарашенно округляет глаза, будто не понимает, почему я себя так веду.

Одно дело, когда тебя прессуют и подставляют чужие, но совсем другое, когда родной человек. Это, черт их дери, больно!

У нас же семья. И все должны держаться друг за друга. Кто нас поддержит в трудную минуту, если не близкие?!

— Как будто ты не понимаешь?! — рычу на нее.

— Из-за Разиной впрягаешься? — злобно улыбается и не пытается меня оттолкнуть.

Губы дрожат. В глазах ненависть. И когда ты успела стать ведьмой? Куда дела мою сестру?

— Зачем ты ей писала? Какого черта не отдала мне телефон?

— Глупый братик, неужели ты не понимаешь, что она тебе не ровня.

— Это ты мне говоришь? — отталкиваю от себя. Ника со смешком приземляется на стул. Губы искривляются в улыбке. — Сама готова душу продать, чтобы стать одной из них.

— Я хотя бы это признаю, а ты строишь из себя правильного.

— Хватит себя вести так, будто мы тебе враги.

— А кто ты мне, Илья? — подскакивает и толкает ладошками в грудную клетку. Отшатываюсь, скрипя зубами. — Кто? Ну! Скажи!

Сжимаю челюсти, боясь на этот раз не сдержаться. Она меня провоцирует и делает это очень грамотно, надавливая на нужные точки. Очередной толчок в грудь. Сгребаю ей запястья и крепко сжимаю. Кривится.

— Пусти! Мне больно! — взвывает. — Хватит!

— Ты мне все расскажешь, Ника, — приближаю лицо к её. — Не хочу, чтобы ты вляпалась в неприятности.

Слова даются с трудом. Выжимаю их сквозь зубы, уже плохо контролируя силу. Вероника всхлипывает.

— Что происходит? Вы что творите? Илья?! — влетает в комнату мама. Немного заспанная. Видимо, только уснула, а мы её разбудили. Отшатываюсь от Ники, проводя пятерней по волосам. Черт! Черт! Черт! — Илья? Что случилось? — касается рук Ники, но та вырывает их.

— Почему ты у меня не спрашиваешь, что случилось?! — начинает орать, как полицейская сирена. Лицо краснеет. По щекам бегут слезы. Сглатываю слюну, но она не помогает убрать тугой ком в горле. Со свистом вдыхаю. Дать бы ей леща, чтобы успокоить. — Всегда только Илья! Мам?! Ты меня не видишь?! — щелкает перед глазами матери пальцами. Дергаю её на себя.

— Перестань.

— Да пошел ты! Кем ты себя возомнил?!

— Ника, успокойся, пожалуйста… — мама кутается в тоненький халат. — Ты Малику и Сергея разбудишь.

— Вот видишь! — истерично посмеиваясь, разводит руки в стороны. — Ты их больше любишь, чем меня! Разину обхаживала! А как дело доходит до родной дочери, так Ника, успокойся! Почему