братьев, которых отправлял в дуэльные клетки, дабы они уладили свои разногласия. Когда задета честь, такую рану не исцелит ничто, кроме капитуляции оппонента. Его господин, почти свободный от гордыни такого рода, не замечал, когда ей поддавались другие. Но хускарл не успел предупредить Дорна: поднявшись, его генный отец заговорил, обращаясь к Фулгриму и Хорусу в той же степени, что и ко Льву.

— Минул уже год с тех пор, как Император отправил нас покорить эти звёзды. — Ведя речь, Дорн оглядывал звёздную карту от края до края. — Седьмой проделал менее долгий путь, чем любая из ваших экспедиций. Мы не участвовали в стольких же битвах. Мы привели к Согласию заметно меньше миров. Но, как и во время предыдущего нашего разговора, я возвращаюсь к тому, что повелел Император. Нести Его свет тем системам, что лишены возможности видеть оный. Служить факелом просвещения во тьме, сохранившейся после Старой Ночи. И, что самое главное, искоренить ту силу, что уничтожила предыдущие экспедиции.

Теперь Дорн устремлял взор на Льва, в привычной для себе манере обхватив кулак ладонью другой руки.

— Идти вперёд — таков наш приказ. Добиться успеха там, где потерпели неудачу другие экспедиционные флоты. Ты ступаешь по их следам и называешь это успехом. Взгляни на эту карту, мой калибанский брат, и скажи, кто из нас на самом деле отважился шагнуть в истинную тьму Окклюды Ноктис?

— Отважился? — прорычал Лев, сжав кулак. — Намекаешь, что я выбираю более лёгкий путь?

— Стены замка не пробить одной разведкой. Или ты оправдаешь своё нежелание иной причиной?

— Достаточно, Рогал! — рявкнул Хорус, хлопнув ладонью по столу.

— Нет, не достаточно, — процедил Лев. — Напротив, уже перебор! Получается, я не просто трус, а ещё и лентяй. Но ты не произносишь истинное обвинение, Рогал, — то, что в своей небрежности я не подчиняюсь приказу Императора.

— Уверен, это не... — начал Фулгрим.

— Мой брат всё видит правильно, — произнёс Рогал Дорн. Пристально посмотрев на каждого из троих родичей-примархов, он задержал взор на Льве. — Каждый из вас решил истолковать слова Императора так, чтобы они подошли под ваши планы, а не разработать стратегии, внимая Императору.

На лице Гидореаса не отразилось ни единой эмоции, однако капитаны других легионов не обладали его сдержанностью, и некоторые из них уставились на Дорна, изумлённые размахом брошенного им обвинения.

— Вот дерьмо, — пробормотал Фулгрим.

— Какое высокомерие... — Лев отошёл от стола, но тут же метнулся обратно. — Нет! Я этого так не оставлю. Есть лишь один способ определить, кто из нас прав.

Сигизмунд отступил назад, избегая серии решительных выпадов Оденцы, и его ноги взметнули облачка золы из круга, ограничивающего зону схватки. Ему не требовалось парировать: само расстояние защищало легионера от ищущего острия гладия в руке оппонента. Внезапно иониец развернулся, чтобы импульс, полученный им при отходе, придал мощи его атаке. Именно так Сигизмунд и задумывал с первого шага своего притворного отступления. Его клинок, более длинный и тяжёлый, чем у противника, секущим движением устремился к бедру Оденцы, вынудив того уклониться вбок. Его гладий ринулся наискосок для парирования, однако иониец метил вовсе не в ногу. Незначительно изменив направление и баланс веса, Сигизмунд опустил лезвие меча на предплечье оппонента. Клинок глубоко вошел в кожаный наруч, и Оденца, невольно разжав хватку, выронил гладий.

Затем рыскающее остриё меча понеслось к его незащищённому животу.

— Уступаю! — быстро воскликнул Оденца, отпрыгнув назад.

Сигизмунд замер, будто автоматон, внезапно отключённый от питания. Миг спустя он уже стоял навытяжку и салютовал противнику, поднеся клинок ко лбу.

На краю гаревого круга появился Аппий. Он один раз хлопнул в ладоши, давая тем самым знак, что поединок окончен, и восхваляя победу ионийца.

— Тебе бы уже следовало знать, Оденца, что Сигизмунд всегда движется в одном направлении — только вперёд. Если он отступает, то лишь потому, что уже начал контратаку.

— Тебе обязательно надо раскрывать мои секреты всем моим противникам? — скрипуче произнёс Сигизмунд, хотя его губы искривились в легчайшем намёке на улыбку.

— Я не твой личный тренер, а все Храмовники обязаны стремиться к самосовершенствованию.

— Сигизмунд!

Братья обернулись на призыв Эола, который неожиданно появился в дверях тренировочного зала. Силуэт магистра Храмовников очерчивал более яркий свет из коридора.

— Приведи себя в порядок. Мой клинок должен поддержать честь нашего господина, и ты будешь моим секундантом.

— Для меня это почётно, магистр Эол.

Сигизмунд ответил машинально, и по его голосу не удалось бы понять, что сам легионер удивлён таким выбором. Он ведь занимал одну из низших позиций в братстве Храмовников, и обычно секундантами на дуэлях магистра служили более старшие воины. Сигизмунд воспринял такое решение как награду.

— Аппий, — продолжил Эол, — подготовь мой двуручный меч. Встречаемся у кормовых пусковых отсеков.

Магистр снова исчез, оставив трёх Храмовников глазеть друг на друга.

Не тратя времени на домыслы, Сигизмунд вернулся в свою опочивальню и как можно поспешнее совершил омовение. Сервы принесли ему чистый жёлтый комбинезон и чёрное сюрко с гербом легиона — кулаком на левой стороне груди, вышитым белой нитью.

Прибыв на место встречи, воин обнаружил там Аппия и Эола в компании Эйдолона из Детей Императора. Сигизмунд знал помощника Фениксийца в лицо и по рассказам о нём, но официально Храмовника и капитана Детей Императора представили друг другу лишь после того, как все они вошли в ангар для десантных кораблей.

— Я доставлю вас на борт «Гордости Императора», — сказал Эйдолон, приглашая Храмовников на изящный штурмовой катер в пурпурно-золотой расцветке Третьего легиона. Приближённый Фениксийца увидел замешательство на лице Сигизмунда прежде, чем тот успел бы озвучить свои мысли, и пояснил: — Видите ли, Фулгрим предложил свой флагман в качестве нейтральной площадки для дуэли. Раз уж тут меня слышат только вы трое и эта палуба, я признаюсь, что он, по-моему, поступил так лишь для того, чтобы Хорус не смог!

Внутри катер оказался более изысканным, чем привык Сигизмунд —