— Да что тут собираться…

— Шляпа твоя где?

Киж пощупал голову, не нашёл на ней треуголку и принялся оглядываться. Пока он бродил по округе в поиске беглянки, я подзарядил посох и большим Знаком разровнял поле. Нет никакой воронки и не было никогда, а «гриб» уже унесло ветром.

— Нашёл! — Киж помахал мне шляпой.

— Тогда поехали, садись уже, бахальщик.

Спустившись к экипажу, я собрался разобрать gran wand и убрать части в футляр. Но этому неожиданно воспротивился Анубис — не пожелал расставаться с новой игрушкой и даже рыкнул на меня. И что теперь, ходить с посохом и изображать то ли странника, то ли старика?

Решение нашлось самым непредсказуемым образом. Анубис полез наружу, обволок посох силой, и тот пропал у меня из руки. Будто растворился в воздухе! На все мои вопросы Талант отбрыкивался. Мол, спрятал и спрятал, а каким образом, неважно. Понадобится — верну. Я чуть не поругался с этой заразой, чтобы он отдал посох немедленно.

Киж, сидя на козлах, наблюдал, как я то достаю посох из ниоткуда, то снова его прячу, и качал головой.

— Вы в фокусники собрались, Константин Платонович?

— Будешь язвить, — я убрал посох, наконец разобравшись, как его прячет Анубис, и полез в экипаж, — с тобой проделаю то же самое. Стану тебя доставать, когда понадобишься, чтобы в остальное время не безобразничал.

— Нет уж, увольте, — Киж хлестнул вожжами, и мы тронулись, — я лучше своими ногами. Належался уже в подвале, хватит.

На всякий случай он прекратил бухтеть и до самого Петербурга молчал.

* * *

Следующим вечером меня ждал Орлов. На этот раз его квартира должна была принять собрание заговорщиков, коим он и собирался представить меня.

— Хорошо, что ты заранее приехал, — с порога заявил он и, чуть наклонившись, шепнул: — Ко мне пожаловал Панин, граф, который воспитатель Павла. Он тоже наш, но…

— Но не совсем?

— Вроде того, — продолжил вполголоса Орлов. — Он больше всех уговаривал Екатерину выступить против императора. Только хочет на трон посадить своего воспитанника, а не её. Наших замыслов он не знает, зато активно планирует, что будет потом.

— Зачем он приехал?

— Я был против, — Орлов поморщился, — но Екатерина рассказала ему про тебя. Ну вот он и захотел с тобой познакомиться.

— Приехал, значит, познакомимся. Идём посмотрим, что за гусь этот твой Панин.

Воспитатель наследника Павла оказался мужчиной слегка за сорок с круглым лицом и длинным носом. Глаза выдавали острый ум, а улыбка, с которой он поднялся мне навстречу, была с лёгкой хитринкой.

— Рад увидеться с прославленным некромантом, — он протянул мне руку и представился: — Панин Никита Иванович.

— Урусов Константин Платонович, — я налепил на лицо радушное выражение, — взаимно рад видеть.

Безымянный палец на моей левой руке неожиданно обожгло жаром. Перстень Тау! Я уже и не вспоминал о нём, нося как обычную безделушку. Это что же, Панин — масон? Ничего себе сюрприз! Надо с этим сударем поаккуратнее. Кто знает, какие цели он преследует на самом деле?

— Григорий Григорьевич, — Панин обернулся к Орлову, — вы не распорядитесь насчёт чая? Если вас не затруднит.

Орлов кивнул и порывисто вышел из комнаты.

— Ах, Константин Платонович, — граф продолжал улыбаться, — как вам показался при личном общении Сен-Жермен? Я слышал, он специально приехал в Россию и искал встречи с вами. Чем вы его заинтересовали?

Глава 14

Секретный рецепт

Терпеть не могу подобные вопросы. А тебе какая разница, какие дела у меня были с Сен-Жерменом? Или вы с ним из конкурирующих масонских лож и он ходил по вашей территории? В любом случае я не собирался рассказывать Панину про уничтожение архива Иоганна Алхимика.

— Он приезжал обсудить со мной, — я любезно улыбнулся, — некоторые спорные места из Блаженного Августина.

— Э, — Панин поднял левую бровь, — в самом деле?

— Мы, знаете ли, встречались с графом ещё в Сорбонне, когда я там учился. У нас случился замечательный спор о «Confessionum Libri Tredecim».

— Простите моё любопытство, но о чём вы спорили?

— О природе времени и вечности. У Блаженного Августина есть замечательные соображения по этому поводу, и мы с графом разошлись в некоторых трактовках. Недавно он нашёл интересный отрывок и приезжал обсудить его со мной.

На лице Панина отразилось недоумение. Он не понимал, то ли я тонко издеваюсь над ним, то ли мы с Сен-Жерменом действительно разбирали научно-философские проблемы. Вот пусть пойдёт и спросит у него самого, если такой любопытный.

— Он приехал ради простого разговора? С вами?

— Дорогой Никита Иванович, ну почему же простого? Сен-Жермен известный алхимик, который ищет сами-знаете-что. — Я внутренне усмехнулся, когда увидел, что Панин напрягся. — И вопросы времени крайне важны для его изысканий. А с кем их обсуждать, как не с некромантом?

— Ах да, как я мог забыть.

Судя по тону, алхимические опыты крайне интересовали Панина, но Сен-Жермен не спешил делиться результатами с другими масонами.

— А вы в курсе его изысканий?

— Увы, алхимия не входит в круг моих интересов, другая специфика, знаете ли. Меня занимает время как феномен, связанный с жизнью и смертью, и в этом мы нашли с графом точки соприкосновения.

Панин несколько раз кивнул, как болванчик, и пожевал губами.

— Понятно. Что же, я рад, что у вас есть достойные собеседники для подобных бесед. Я, увы, далёк от таких высоких материй, но надеюсь, что вы и мне уделите несколько минут для разговора.

— С удовольствием, Никита Иванович. И на какую же тему?

Взгляд Панина стал жёстким и острым, будто клинок шпаги.

— Например, о том, кто должен занимать трон и какими достоинствами должен обладать.

— Какая интересная тема. С радостью послушаю ваши соображения, Никита Иванович.

— В первую очередь, я хотел узнать ваше мнение, Константин Платонович. Вы тёмная лошадка, о вас в Петербурге ходят самые невообразимые слухи. Победитель Фридриха, бакалавр, учившийся в Париже, — уже этого достаточно для всяческих фантастических предположений. А немилость к вам Елизаветы Петровны и ссылка в таком молодом возрасте так и вовсе окутывает вас флёром