Шрифт:
Закладка:
Никто не виноват.
Только Стас.
Ведь из-за его ошибки она куда-то пошла, а не провела вечер и ночь в безопасности с женихом.
И именно он дал ей повод для тяжёлых размышлений, которые помешали ей во время среагировать и избежать трагической случайности.
Как можно жить дальше, если последняя мысль твоей любимой была о том, что её предали?
Тускло. То есть жить можно, но радоваться, смеяться и любить — нет.
Окунувшись в прошлое, Дубравин младший простоял так минут сорок, в какой-то момент стянул шапку, чтобы охладить голову, а может, и подставить ветру свои невесёлые думы. Вдруг сдует? И, кончено, сильно замёрз.
А таксист не уехал.
— На сегодня заканчивать собирался. Довезу тебя, кефира куплю и домой, — объяснил он, когда Стас, постучав в окно, спросил, довезёт ли тот его до гостиницы.
Доехали они по ночному городу быстро, и отогреться Любин муж не успел.
А оказавшись в номере и скинув ботинки, он упал на кровать с чётким осознанием, что не хочет быть один. И что ему нужна компания. Можно сказать, жизненно необходима.
Короче, Стас не мог сейчас быть один, отдав себя на власть воспоминаниям и сожалениям.
И он нашёл себе компанию на ночь. Точнее, на час, а потом смог ненадолго уснуть.
В воскресенье Любу разбудил звонок Сергея.
Ночь вышла полу бессонной, и голова начала болеть ещё до того, как она вынырнула из дрёмы.
Мужчина спросил, как она себя чувствует, а потом извинился за ранний звонок, объяснив, что уже забыл, как себя ведут после таких ситуаций.
— …понимаю, что веду себя странно, но совсем ничего не делать и морозиться, не по мне. Из-за этого поспать толком не получилось.
Наверное, такое небезразличие характеризует Серёжу как ответственного человека, и это проявление заботы, но его случайная не выспавшаяся партнёрша была не в том состоянии, чтобы оценить его участие.
— Всё в порядке. Меры приняла, использованной себя не чувствуя, к тебе никаких претензий, только благодарность, — отрапортовала она.
В общем, разговор у них получился натужным и скомканным. Хотя и инцидент нестандартный.
Они не встречаются, но знакомы слишком долго, чтобы считаться разовыми любовниками, которые сталкиваются в клубе или баре, занимаются сексом, а на утро не помнят лиц друг друга.
По идее они оба одиноки, так как не имеют других сексуальных партнёров, но в то же время она замужем. Да и он, наверно, от развода не отошёл, раз женился по любви.
И как им теперь взаимодействовать после внезапного адюльтерчика непонятно.
А в обед Люба говорила со свёкром.
— У Стаса с телефоном что-то? Не дозвонюсь никак.
— Он мне отписался, когда регистрацию пошёл. Как у вас дела?
— Да какие у нас тут дела? Смог проснуться, уже хорошо, — скромненько выдал Дубравин старший.
— Вы осторожней с такими шуточками, у вас же там Лида.
— А она к себе пошла цветы поливать, нас не слышит, можно стариком побыть, — заговорщически ответил он и принялся за традиционный рассказ о своём здоровье с заверением, что таблетки пьёт по расписанию и жалоб не имеет.
О фабрике пожилой мужчина с невесткой не разговаривал, только спросил об остальных Кошкиных, удовлетворился банальным: «Всё у всех нормально, а иногда совсем отлично», и перешёл к тому, что его, похоже, сильно тревожило.
— Засыпал долго, мысли мешали. Ты не знаешь, Стас сам про питерское направление снова придумал, или насоветовал кто-то?
— Насколько я поняла, некоторое время об этом подумывал, а потом нашлись перспективные ребята с предложением, и он резко подорвался, — не стала ничего сочинять Люба и услышала деликатную просьбу.
— Прошлая попытка сорвалась, если он замкнутый приедет, ту уж потерпи немножко. И мне звони, загрустит Стас сильно, я сразу приеду, помогу вам.
— Зачем срываться? Мы сами к вам скоро приедем, всё будет хорошо, — заверила она свёкра, не ощущая той убеждённости, с которой это проговорила.
И к её мигрени, которая с утра то почти проходила, то усиливалась, прибавилась жалость к старику. А как иначе, когда друг родителей, знакомый тебе с детства, с волнением в голосе просит позаботиться о его сыне, говоря давно известную тебе информацию, но с окрасом переживаемых им эмоций по этому поводу?
Станислав Викторович напомнил, что сам Стаса не растил, а отсутствие мужского воспитания могло нанести серьёзный вред мальчику. Прямо он этого не сказал, но Люба поняла, что после гибели невесты, Дубравин очень переживал, что ранимый наследник либо запьёт, либо сам начнёт искать смерти.
Ну, вы помните, душа поэта и всё такое?
И хоть сын ел, спал, выходил из дома, не забросил фабрику, а чуть оправившись после несчастного случая с Анной, взвалил на свои плечи ещё больше обязанностей, приходя домой, только чтобы поспать, родительское сердце всё ещё тревожилось.
А потом у мужчины случился инфаркт, и его сын почти перестал бывать в квартире, мотаясь между больницей и фабрикой.
И только то, что Стас женился на самой спокойной представительнице славного клана Кошкиных, позволило старику выдохнуть.
Со Стасиком
Представляете, какого было Любе слушать дифирамбы в исполнении свёкра, считающего, что она помогла Стасу снова начать жить в полную силу? А уж когда он объявил, что их брак — едва ли не залог и его спокойной жизни, так как означает, что у сына всё хорошо, и больное сердце о нём может больше не тревожиться, её мигрень и жалость превратились в желание провалиться сквозь землю или прыгнуть я глубокую яму и закопаться там, чтобы никто не нашёл.
Такой кабздец!
— Вот и Лида вернулась.
А потом послышалось, как женский голос что-то неразборчиво спрашивает и уже громче просит передать детям привет.
Сделав мысленную пометку, что, собираясь в поездку, нужно будет купить какой-нибудь подарок женщине Станислава Викторовича, Люба передала ответный привет и попрощалась.
А через часок снова раздался звонок. Уже домофона.
— Мама хотела тебе позвонить, а я сказал, что вы полюбас дома тухнете, — переступая порог, выдал Стасик.
Вчера вечером женщина сварила холодец. Вадик за их с Таней долей сам обещался заглянуть, а порцию Любы и Стаса было решено передать через наследника Кошкиных.
— Проходить будешь?
— Буду. Я с Надей
