Шрифт:
Закладка:
Весь вечер, до самого сна, Витя думал о Терри Дюперо. Заснул он не сразу: едва закрыл веки, как, словно в калейдоскопе, всплыли перед мысленным взором события, о которых прочитал в заметках на чердаке: сама Терри Дюперо, ребята, разыскивающие Терри... Ему казалось, что он не спал, когда к нему подошел... итальянский писатель Джанни Родари и велел скорее одеваться. Он слышал выступление Вити по телевидению. Но нужно спешить. Скоро наступит утро, и ему не удастся познакомить Витю со всеми, кто мог бы помочь в поисках Терри.
Они вышли на улицу, и Родари взял Витю под руку, как взрослого. Но Витя почувствовал себя маленьким, каким он был, когда читал сказки Родари. Они шли по не знакомому Вите городу, но он сразу догадался, что это был Рим, когда Родари спросил:
— Ты любишь свой Ленинград?
— Очень!
— А я больше всех городов на свете люблю свой Рим. И хочу, чтобы у римских ребят была бы такая же светлая жизнь, как у ребят в Москве, Ленинграде, Праге, Варшаве, Будапеште...
— Где нет капиталистов? — спросил Витя.
— Ох, уж мне эти толстосумы Помидоры, — сказал сердито Родари. — Может быть, ты думаешь, что я выдумал своих героев? Что ты, чудак, разве таких можно выдумать? Я подглядел их здесь на улицах, в домах и только назвал их по-другому. Да иной раз заставлял поступать так, как мне, зная их настоящий характер, казалось: они обязательно так поступали бы в жизни, попадись им подобный случай. Книжки, выдуманной целиком из головы, не бывает. Она умирает, еще не выйдя в свет. Вот смотри, — он с силой сжал Витин локоть, — помнишь, у меня в «Путешествии голубой стрелы» игрушки встречают мальчика, спящего в сыром подвале, видят девочку, замерзшую зимней ночью в подъезде одного из домов, потому что у ее родителей не было денег, чтобы платить за жилье? А помнишь маленького мальчика Франческо, который днем продает конфеты, поздно ночью убирает кинотеатр, а утром бежит в школу и там дремлет, потому что никогда не может выспаться? Конечно, ты и сам понимаешь, что путешествие игрушек я просто выдумал. А этих ребят, которых видели игрушки, я встречал сам, я их знал. Их немало в Риме. И не только в Риме. Ты встретишь их в каждой стране, где заводы, фабрики, поля принадлежат одним, а работают на них другие. Пройдись-ка по свету — увидишь. И только они помогут тебе узнать всю правду о Терри...
Джанни Родари отнял руку. Витя повернулся к нему, но Родари уже уплыл в глубь улицы.
Витя совсем было растерялся: один в чужой стране... Но издалека раздался призыв писателя:
— Иди, не бойся, у тебя же есть карта.
В самом деле, слева от Вити висела карта, огромная, как занавес на сцене в театре. Стоило Вите сделать шаг, как карта ожила. На ней появились города, и селения, и автомашины, и люди. Он шел по Италии. Рядом с ним оказался репортер. Через плечо в сумке у него висел портативный магнитофон. Впереди на склонах горы раскинулся городок Греньяско. Витя вслед за репортером подошел к воротам обувной фабрики. Было еще полчаса до смены. Репортер остановил трех работниц, завел с ними разговор. Держа перед собой микрофон, он включил магнитофон, висевший у него на плече; репортаж он вел быстро, поднося микрофон то к себе, то к работницам, и Вите никак не удавалось задать свой вопрос о Терри.
«Мы у ворот обувной фабрики в Греньяско, — стремительно говорил репортер в микрофон. — Перед нами три работницы. Видно, что это совсем дети. Спрашиваем: «Сколько вам лет?» — «Четырнадцать», — отвечает одна из девочек, но по срывающемуся голосу вы тоже слышите, что она говорит неправду. «Когда исполнилось?» — «Исполнится в марте». Вопрос: «А когда начала работать на фабрике?» Ответ: «Более года назад».
Две другие девочки признаются, что им по тринадцать лет и работают они уже по нескольку месяцев.
Если бы хозяин фабрики соизволил ответить на наши вопросы, он, наверное, сказал бы нам: «Я это сделал потому, что люблю ближнего, как самого себя». Но он не посмел заявить так. Тринадцатилетние девочки поднимаются с постели в шесть часов утра, чтобы за много километров добраться до фабрики, сначала на велосипедах, а затем пешком. А зарабатывают восемнадцать тысяч лир в месяц за девять часов работы в день. А восемнадцать тысяч лир — это четвертая часть заработка взрослого рабочего. Вот вам и братство. Однако священник в Греньяско каждое воскресенье произносит в церкви проповеди на тему «Люби ближнего, как самого себя». Хозяин обувной фабрики его тоже слушает и в понедельник повторяет эту заповедь тринадцатилетним работницам, получающим четверть зарплаты рабочего...
На этом мы заканчиваем наш репортаж сегодня...»
— Будь здоров, — попрощался репортер. — Счастливого пути тебе, Витя!
— Но я же не спросил их о Терри!
Репортер огорченно развел руками:
— Ты же видел: они могли опоздать на работу.
Витя шагнул, карта сдвинулась, и он оказался в Париже… Навстречу ему несли девочку на носилках. Витя пошел рядом.
— Как тебя зовут? — спросил Витя.
— Мирей Леруа. Я служанка.
— Что с тобой?
— Я чуть не умерла от голода. Говорят, я похожа на старуху?.. Очень тяжело каждый день вставать в пять часов утра и целый день быть на ногах до глубокой ночи. Убери квартиру… приготовь завтрак… вымой посуду… Хозяева меня очень плохо кормили и еду запирали… Платили мне, на ваши деньги, двадцать рублей в месяц… Нас, таких девочек-служанок, во Франции десятки тысяч. Почти всем так тяжело, как мне…
— Почему же ты никому не жаловалась?
— Что ты, — прошептала Мирей, — а если бы хозяева узнали? Они же могли меня выгнать. — Она порывисто вздохнула. — Я, наверное, умру, я слышала, доктор сказал: «Она умрет от голода, эта маленькая Золушка…»
Витя не стал расспрашивать ее о Терри.
Носилки с Мирей положили в санитарную машину… Машина двинулась, стало темно, и оттуда, из темноты, донеслись выкрики мальчишек-газетчиков: «Маленькая Золушка… умерла от голода!..»
Когда карта вновь засветилась, Витя увидел, что идет по узким улицам
