Удивительно, что он всё же принял решение верить, хотя Киоко не смогла предоставить ему никаких доказательств, только свой сон, в который частично вплела рассказ Норико – правду про саму кошку даже отцу лучше не знать.

Киоко сосредоточилась на его ки. Снова. Она чувствовала её течение, её тепло, её запах, но та ускользала, не желая замирать ни на миг.

– Вы полагаете, нам стоит этого ожидать?

Киоко почувствовала, что отец снова к ней повернулся, всё его внимание было направлено на неё. Удивительные ощущения. Будто видя его ки, она могла видеть его внутри, слышать его молчание, чувствовать то, что он не показывает.

Но если она не может ухватиться за чужую жизненную силу – как она сможет её скопировать, как сможет преобразовать свою ки? Ничего не получалось. Слишком самонадеянно было даже думать о том, что у неё с ходу выйдет показать дар на совете.

Она едва заметно покачала головой, готовая ощутить горечь разочарования отца, но он лишь сказал:

– Я полагаю, что ты опасаешься предательства, Мэзэхиро. И также я полагаю, что предательством будет поступить по-твоему.

Не стал упоминать Киоко. Но она чувствовала, что его доверие не пошатнулось и всё так же согревает её сердце.

– Но вы хотели обсудить ещё один вопрос? – сёгун выглядел слегка растерянным, чего Киоко за ним раньше никогда не замечала. – Когда начали говорить о легендах…

– Ты предположил, что мы на пороге войны, и я хотел сказать, что нам не стоит отбрасывать такую вероятность, – отец говорил убедительно, даже бровью не повёл. Киоко восхищалась тем, как он держится, несмотря на недоверие почти всех собравшихся самураев, ясно отражавшееся на их лицах. – Раз уж Кусанаги унесли у нас из-под носа, давайте постараемся не упустить наследника Ватацуми, если таковой объявится.

– Разве наследники Ватацуми не должны быть из рода Миямото? – уточнил сёгун, взглянув на Киоко.

– Верно, – согласился отец, – только побочные ветви древа Миямото разрослись по всему острову. Просто будьте внимательны к слухам, это всё, о чём я прошу.

– Как скажете, Первейший, – глаза сёгуна сверкнули подозрением, когда он опускал голову в поклоне. Киоко присмотрелась, но, когда он вновь поднял взгляд, тот был абсолютно пустым. – На рассвете мы отправимся в путь. Я отдал распоряжение Иоши, он будет охранять принцессу во время нашего отсутствия.

Киоко перевела взгляд на Иоши, но тот смотрел на своего отца. Терпеть его равнодушие, не встречаясь с ним, было просто. Но наблюдать это каждый день…

– Хорошее решение, – согласился император.

Нет, отец, не хорошее. Это ужасное решение. Киоко приложила все силы, чтобы не бросить на императора умоляющий взгляд и остаться невозмутимой.

– Полагаю, учитывая все случившееся, он мог бы и обучить Киоко-химэ основам военного искусства, – добавил Мэзэхиро-доно, и тут уж Киоко не смогла скрыть своего удивления. Основы военного искусства для принцессы? Для женщины? Для неё? Предлагает Мэзэхиро-доно? Тот самый, что не терпел даже её увлечения историей и выказывал недовольство её излишним своенравием?

Зато отцу эта мысль пришлась по душе даже больше предыдущей.

– Прекрасно. Только я бы хотел, чтобы Киоко обучал кто-то из твоего отряда, если это возможно.

Ещё лучше. Ни один опытный самурай не променяет поход на её обучение.

– Вы хотите видеть в учителях кого-то определённого?

– В этом вопросе я тебе всецело доверяю. Уверен, ты сможешь выделить опытного воина и способного наставника с крепким самообладанием.

Несколько самураев усмехнулись. Ну конечно, учить женщину держать меч – для подобного нужна железная выдержка! Превосходно, её будет ненавидеть собственный учитель. Замечательное вступление во взрослую жизнь. Лучше бы она всё же вышла замуж за Иоши и провела в скуке и одиночестве своей спальни все оставшиеся дни.

– Я выберу достойного кандидата, – заверил сёгун. – А теперь нам нужно наметить путь.

– Ты прав. Киоко, – отец повернулся к ней, – полагаю, ты устала, дольше оставаться тебе незачем. Иоши проводит тебя.

Иоши послушно поднялся и отодвинул сёдзи.

– Доброй ночи, Первейший, – Киоко поклонилась отцу, – доброй ночи, – и остальным. Самураи встали и ответили принцессе поклоном, после чего она покинула Светлый павильон.

В ночном воздухе все еще витали отзвуки веселья, а некоторые гости блуждали по дворцу и не торопились отправляться спать. Праздник затих, но не окончился. Ещё неделю в столице будет работать рынок приезжих купцов, улицы будут полниться ароматами сладостей, а музыка, танцы и представления во дворце будут затихать только по ночам.

Они шли молча. Киоко думала о том, что ей предстоит упражняться по возвращении в комнату, а Иоши шёл рядом и не издавал ни звука, не считая мерных шагов по дорожке и едва слышного дыхания. Несколько раз Киоко хотела заговорить – она умела с лёгкостью заводить и поддерживать беседы на любые светские темы, – но каждый раз обрывала себя. Иоши просто выполняет приказ, не обязательно его развлекать. К тому же он не выглядит обременённым молчанием. Идёт, ни о чём не переживает, смотрит только вперед.

Они шли через сад, и Киоко отдала всё внимание цветам. Бутоны уже закрылись, пряча своё сердце от ночной прохлады, а лепестки отливали золотом в свете торо[12]. Казалось, будто над садом рассыпали волшебную пыль, – войди, и случится чудо. Жаль, что только казалось.

– Я приду сюда на рассвете, – сказал Иоши, когда они остановились у входа во дворец Лазурных покоев.

Киоко, витающая мыслями в цветах и волшебной пыльце, не сразу поняла смысл сказанного.

– Сюда? Зачем?

– Киоко-химэ, меня приставили вас охранять, – Иоши слегка улыбнулся. Надо же, он это умеет. Острая скула смягчилась, и на щеке появилась ямочка. Ох, зря он улыбается так редко. Подобные улыбки высоко ценятся среди придворных дам.

– И правда. Прошу прощения, я задумалась и спросила прежде, чем вспомнила об этом, – опустить ресницы вниз, выглядеть смущённой своей глупостью и мечтательностью. Какая нелепица эти правила.

– Нет нужды извиняться, – Иоши открыл дверь и опустил голову. – Доброй ночи, Киоко-химэ.

– Доброй ночи, – она ответила лёгким поклоном и вошла внутрь. Стражники, стоявшие по обе стороны от входа, старательно делали вид, что не имеют ни глаз, ни ушей и вообще не очень живы. Исключительная способность сливаться с окружающей обстановкой, присущая всем, кто служит во дворце.

* * *

Мэзэхиро-сама встал, и все поднялись вслед за ним. Император ушёл раньше, после чего самураи ещё долго обсуждали предстоящее путешествие.

– На заре всем быть у конюшни, – напомнил сёгун напоследок и вышел за дверь. Хотэку не стал задерживаться, и, пока остальные воины переговаривались, предвкушая дальний путь в Восточную область, он выскользнул из зала и направился к воротам, спеша домой.

– Не торопись, – голос сёгуна за спиной заставил сбавить шаг. – Я пройдусь с тобой до стены, если не возражаешь.

Хотэку, хотя его и насторожило лишнее внимание, возражать не посмел, только кивнул и сбавил шаг, приноравливаясь к Мэзэхиро-сама. Тот, в свою очередь, пошел еще медленнее и теперь едва переставлял ноги.

– Что ты думаешь о Сердце дракона, Хотэку? – сёгун смотрел вперед, но Хотэку чувствовал, что всё внимание военачальника приковано к нему.

– Всё, что мне известно, я узнал в вашей школе, Мэзэхиро-сама. Там не было времени изучать легенды.

– Это верно… Но всё же что ты думаешь? Каково твоё мнение?

– Я буду рад, если у людей появится столь сильный защитник.

Сёгун кивнул. Похоже, Хотэку угадал с ответом.

– Император запретил обыскивать дома ёкаев, но я вижу в них угрозу. Людям ни к чему красть Кусанаги. И хотя эти легенды всегда казались мне наивными сказками – нам не помешает столь… необычный воин.

Он помолчал. Хотэку тоже не спешил нарушать тишину.

– Ты останешься преподавать юной госпоже военное искусство.

Это прозвучало так неожиданно, что Хотэку даже споткнулся и едва не потерял равновесие. Потратив несколько мгновений на осмысление новости, он всё же уточнил:

– Вы хотите, чтобы я обучал Киоко-химэ?

– Именно этого я и хочу.

– Но почему я?

Мэзэхиро-сама остановился и повернулся к Хотэку. Тот внезапно заметил,