— О, так вы доктор! — сказала я. — Тогда я пошлю к вам всех своих друзей, чтобы лечились только у вас.

А потом он уточнил, какой он именно доктор. Патологоанатом! Тот, кто осматривает людей, когда уже слишком поздно. Ну и как я пошлю друзей к такому врачу?

Вот у Перл хорошая работа, она — речевой терапевту недоразвитых детей, хотя она велела мне никогда так не говорить.

— Мы больше не называем их недоразвитыми или с отклонениями, — сказала она мне несколько лет назад. — Мы говорим, что они «дети с особенностями развития». Важнее всего сами дети, а их особенности идут только вторым номером. И я занимаюсь не только их речью, я скорее логопед-дефектолог, работаю только с теми малышами, у кого проблемы с общением выражены от средней до тяжелой степени. Их нельзя назвать недоразвитыми.

Я попросила ее еще раз объяснить, чем она занимается, и она написала: «речевой терапевт, логопед-дефектолог для детей с задержкой развития». Я прочитала записку много, много раз, листок до сих пор лежит в моей сумочке, но я по-прежнему не могу произнести эту фразу. Наверное, Перл и меня теперь считает недоразвитой.

У обеих ее дочерей, конечно, нет никаких сложностей с английским. Когда старшей было всего два года, она подбежала ко мне в прихожей с криком: «Ха-бу! Ха-бу! Ха-бу приехала!» И я подумала: «Какая умница! Знает, как сказать “бабушка” на шанхайском».

А потом моя внучка сказала на английском: «А какие ты привезла нам подарки? И сколько? И где они?»

— Правда изумительно? — спросила Перл. — Она уже разговаривает полными предложениями, а большинство детей в ее возрасте пользуются одним — двумя словами. Она очень умная девочка.

— В чем же польза, когда ребенок умен в таком смысле? — спросила я. — Тебе бы научить ее себя вести и не выпрашивать подарков. Как я учила тебя.

Дочь посмотрела на меня с улыбкой, но нахмурившись.

— Ох, мам, — только и сказала она.

«Ох, мам», и все, и никаких споров.

Вот что я вспоминала, убирая ее комнату. Она у меня такая. А я — другая. Я всегда стараюсь быть очень вежливой, чтобы никого не задеть, и с родными обращаюсь так же, как с незнакомцами.

Вдруг моя рука наткнулась на что-то под кроватью. Ох уж эти внучки, так все разбрасывают, когда играют! Я потянула, и в руках у меня оказалась розовая пластиковая коробочка. Запертая — без ключа не откроешь. На ее крышке написано: «Мои тайные сокровища».

О, я вспомнила! Я подарила эту коробочку Перл. на день рождения, ей исполнялось десять лет. Тогда она открыла ее и заглянула внутрь.

— Она пустая, — сказала моя дочь. А потом посмотрела на меня так, словно я должна было это изменить.

— Ну конечно. Сейчас она пуста, но в нее можно класть всякую всячину.

Вероятно, коробочка показалась ей старомодной, как и туалетный столик. Но для меня эти вещи были очень современными. Я думала, они ей очень понравятся.

— И что же туда класть? — спросила она.

— Секреты, что-нибудь личное, американскую ерунду.

Она молча уставилась на крышку. Изображенная на ней девочка с конским хвостиком из желтых волос лежала на кровати, уперев ноги в стену, и болтала по телефону. Из-за этого мы тоже часто ругались — из-за бесконечных телефонных разговоров Перл.

Но сейчас я видела, что желтый хвостик закрашен черным, а сама коробка, некогда хранившая только разочарования, потяжелела. В ней было так много всего!

О, как я обрадовалась! Я могу открыть сокровища сердца моей юной дочери, которые она хранила от меня в тайне столько лет!

Я стала выдвигать ящики в поисках ключа. И не находила его. Я посмотрела под кроватью и нашла там пару старых китайских шлепанцев, с дырками над большими пальцами.

Тогда я решила сходить вниз и взять нож, чтобы вскрыть коробку. Но мои мысли понеслись вперед быстрее ног. Что там, внутри? Какие обиды и печали? Увижу я их — и что с ними делать? Что, если дочь, которую я найду в этой коробке, не имеет ничего общего с той, которую, как мне кажется, я воспитала?

Я пыталась определиться. Вскрывать замок или нет? Положить коробку на место или открыть позже? Обдумывая эти вопросы, я приглаживала растрепавшиеся волосы. Вдруг моя рука коснулась шпильки-невидимки, и все мои сомнения развеялись. Я вынула невидимку и вставила ее в замок коробки.

Под крышкой оказались две крохотные помады, розовая и белая, и украшения: серебряная цепочка с крестом, кольцо с фальшивым рубином в одном креплении и прилепленной жевательной резинкой в другом. Там было еще много всякого хлама, даже ужасного: тампоны, которые я велела ей не использовать ни в коем случае, голубая подводка для глаз, которой я тоже запрещала ей пользоваться. А на самом дне лежали глупости вроде объявления о «Дневной дискотеке Сэди Хокинс» и письма от ее подруги Дженет. Я помню эту девочку, ее мать позволяла ей постоянно думать о мальчиках.

Перл все время спорила со мной.

— Почему я не могу пригласить мальчика к Сэди Хокинс? Дженет идет, ей мама разрешила.

— И ты хочешь последовать примеру девочки без царя в голове? Ты хочешь слушаться ее мать? Да этой матери и дела нет до своей дочери!

И теперь все это снова проносилось перед моими глазами. Я открыла одно из писем Дженет. Что это? «Эй, чик-чирик. Он с ума по тебе сходит. Одурачь его. Пообжимайтесь».

Я была права! У этой девочки в голове гулял ветер.

А потом я увидела кое-что еще, и у меня перехватило дыхание. Там лежала маленькая открытка с изображением Иисуса, на обороте которой было написано: «Светлая память Джеймсу И. Лю». Там было еще много слов. И дата его рождения, 14 апреля 1914 года. И дата смерти, зачеркнутая черными чернилами. Сердитыми беспорядочными штрихами.

Мне стало тепло и грустно одновременно, как обычно чувствуешь себя, когда слышишь старые песни, которые почти забыл. Сердце готово плакать над каждой замолкающей нотой, а ты можешь только повторять: «Все так! Все было именно так!»

И только тогда я поняла, что была не права. Я захотела сейчас же позвонить Перл и сказать ей: «Теперь я знаю. Ты горевала. Ты оплакивала, пусть незаметно, но внутри это было. Ты любила своего папу».

Но потом я вспомнила, что вчера Хелен пообещала раскрыть Перл мои тайны, мою ложь. Разве будет после этого дочь верить своей матери?

Я вытащила пылесос, чтобы собрать пыль, которую в суматохе