Шрифт:
Закладка:
Бернард смотрел на грифонов, вытаращив глаза. Он нигде в фолиантах не читал о таких зверях и ныне видел впервые. Повернул голову, чтобы посмотреть на Матвея. Уж не пригрезилось ли графу все это? И увидел полные восторга глаза московита. Матвей воздел руки вверх и закричал:
– Сожрите их всех!
Уже на поле не шевелился никто. Один из грифонов ринулся к имению. Бернард в испуге зажмурил глаза, думал – последние секунды жизни истекают. Было бы обидно погибнуть от грифона, быть сожранным страшной тварью. Но получил только легкий удар по лицу крылом. Это грифон подлетел, схватил мощными лапами Матвея и взмыл ввысь. И вся группа быстро удалилась в сторону моря. Граф еще долго стоял в оцепенении. Слишком много событий произошло, которые тяжело осмыслить. Действия, доселе невиданные: битва истуканов с янычарами, потом летающие львы. Название «грифон» граф прежде не слышал.
– Алонсо! – позвал граф. – Ты видел это?
Верный слуга не ответил, он лежал без сознания во дворе – слишком силен был испуг от увиденного.
Какие-то секунды полета – и уже виден родной Матвею город. Его невозможно спутать ни с каким другим. Каналы, Заячий остров, Петропавловская крепость на нем, Казанский собор, а уж блестящий золотом купол Исаакиевского собора виден почти из любой точки города. Вопреки ожиданиям Матвея, грифон опустился у ротонды на улице Гороховой, 61. Центр города, вечер. Матвей был в растерянности. Опустив его на землю, грифон снова взмыл в небо. Матвей несколько секунд стоял в шоке. Слишком быстрым оказался переход от янычар и острова Родос до Санкт-Петербурга. Там смертельная опасность, а здесь по тротуару дамы совершают вечерний променад.
Во двор вбежал полицейский урядник:
– Вьюнош, ты ничего необычного не видел?
– Что имеется в виду?
– Говорят, какая-то летучая тварь пролетала, а в пасти у нее человек.
– О, Господи! Спаси и сохрани! Не видел!
Видимо, упоминание о Всевышнем полицейского убедило, он побежал в другой двор, а Матвей направился к аптеке. Следовало убедиться, что там ничего не произошло в его отсутствие. У прохожего спросил:
– Господин хороший, не подскажете, какой сегодня день?
– Пить казенку меньше надо. Осьмнадцатое августа.
– Благодарю.
Здесь, в Петербурге, все еще длится тот день, из которого он попал на Родос. Вдохнул полной грудью морской воздух. Гороховая – одна из центральных улиц города наряду с Невским проспектом. По Дворцовому мосту перебрался на Васильевский остров. Здесь и аптека, и его дом. Матвей шел и размышлял. Сегодня грифоны доставили его по другому адресу. Интересно, почему? И есть ли еще другие потаенные места? Родной город сразу стал навевать мысли о доме, родителях, Мари.
Вот и Васька, как любовно называли жители города Васильевский остров. Седьмая линия, аптека Пеля. Матвей зашел во двор. Ничего не изменилось. И труба с цифрами на ней стоит, и открыта дверь черного хода. Матвей не преминул зайти. За прилавком в торговом зале стоял фармацевт Петр, немолодой работник. Увидев Матвея, он удивился:
– У тебя же сегодня выходной. Или заболел кто? За лекарствами пришел?
– Мимо шел со службы. Думаю, дай зайду.
– Не надоела еще аптека?
– Надоела? Разве такое бывает? Мне пока интересно.
– Поработаешь с мое, точно надоест.
– Иди торговать тканями или восточными специями для разнообразия.
– Привык, да и обучен. На новом месте все осваивать надо.
Матвей попрощался и вышел. Коли Петр ничего необычного в его внешности не заметил, стало быть, можно смело идти домой. Уже у дома Матвей сунул руку в карман и обнаружил склянку с серым порошком. Неужели в аптеке взял и не заметил? Или это склянка из имения графа? Нехорошо, подумает еще Бернард о нем, что он вор. Сначала выкинуть хотел, но остановился. Вдруг что-то нужное, полезное? Завтра в лаборатории, в подвале, определит, что в склянке. Даже если ненужное, выбросить всегда успеет.
Прямо с порога дома на него пахнуло привычным запахом, а еще свежей выпечкой. Мама и Мари постарались. Матвей ощутил острый голод. Еще бы! Это сколько же лет он не ел? Прикинул и засмеялся – четыре века, четыреста лет! Сам уподобился глиняному голему, которому пища не требуется. На кухне горка пирожков с рыбой. Не удержался, схватил один и в рот. Боже, как давно он не ел подобной вкуснятины! Пирожок съел в три укуса. И еще бы взял, но мама укорила:
– Сынок, подожди. Когда отец придет, все вместе сядем.
– Не удержался, прости. Уж больно вкусно пахнет, а я проголодался.
– Это Мари постаралась.
Мама вышла по делам, а Мари заметила:
– Ты как-то изменился, вроде загорел.
Еще бы, на Родосе жарко, как не бывает в северном Петербурге. Так ведь и времени на острове провел много. Отшутился:
– Где мне загорать? В подвале?
– И пахнет от тебя не так, как обычно.
Вот чертовка! Сразу изменения уловила. Обнял по-братски, а девушка к нему прильнула, сама обняла.
– Неужели не нравлюсь?
Матвей не успел ответить, стукнула дверь. Молодые люди отпрыгнули друг от друга. Вроде ничего постыдного не совершили, а щеки у Мари покраснели. Это вернулись родители. Пока отец переодевался в домашнее, мыл руки, Мари собрала на стол. Отец одобрительно крякнул. Он любил людей, в руках которых дело горело.
Когда все домочадцы сели за стол, отец прочитал «Отче наш» и все приступили к трапезе. За время пребывания на Родосе Матвей соскучился по щам, по каше, про пирожки и разговора нет. Алонсо подавал пищу простую, незатейливую. Вероятно, с согласия графа. Но Матвей ей не наедался. Зато сейчас отвел душу. Съел миску щей, попросил добавки. Затем уже не спеша – каши гречневой, обильно сдобренной льняным маслом. А уж после, под неспешные разговоры – чай. Сахар вприкуску, колотый от сахарной головы в два фунта весом, как любил отец. Да под пирожки, еще теплые, со свежей балтийской рыбкой. Матвей не был гурманом, но сейчас осознал, насколько привычней пища, вкуснее и сытнее в той местности, где родился. Хорошо на чужбине – солнце, тепло, море, а все равно домой тянет, где сырость, прохладно летом и холодно зимой, где полгода снег лежит и скользко. Не зря поговорка есть: «Где родился, там и пригодился». А размышляя, сделал свой вывод: где холодно, там мясо потребно, да с хлебом. Тяжелая пища,
