«Гормональные изменения проходят у недавно повзрослевших особей в возрасте от двадцати семи до тридцати одного года. В другие периоды взросления таких трансформаций не было отмечено за всё время исследований. Более поздние отклонения не выявились, так как чаще всего данные существа не доживают в неволе до тридцати пяти лет. Ранние гормональные изменения могут быть вызваны острой привязанностью к особи противоположного пола, как было заявлено в отчёте исследовательского центра колонии Румун, но проверить этот факт невозможно, потому что самки и самцы содержатся раздельно, и их соединение идёт строго по графику полового созревания. Те исследования, в которых пары демонов содержались совместно, не принесли должных результатов. Как вывод, можно сказать о том, что в неволе демоны пары не создают», — дополняла прочитанная примерно на треть статья.

«И что же тогда произошло с моими гормонами?» — задался вопросом я, спешно перелистнув несколько страниц, усеянных таблицами и графиками полового созревания демонов. Меня подобное совершенно не интересовало.

«За несколько дней до первого полового контакта у самцов меняется настроение, они становятся более агрессивными, у них пропадает аппетит, а крылья обретают жёсткость, в результате чего существа могут начинать ими пользоваться. По исследованиям заслуженного доктора фрау Лингрен было выявлено, что яд, опасный для человека, начинает вырабатываться именно в данный момент. Путём долгих экспериментов обнаружено, что при обрезании крыльев яд у демонов перестаёт вырабатываться, поскольку все их регенеративные функции оказываются направлены на восстановление первичных частей тела», — сообщало продолжение статьи, вызывая у меня лёгкую дрожь.

Сглотнув, я невольно поднял взгляд на женщину, пытаясь осознать, что именно она, получается, впервые и вывела обрезание крыльев у демонов. Подобная жестокость никак не укладывалась у меня в голове. Безусловно, причины такого обезвреживания можно было понять, ведь мы использовались людьми не только как экспериментальный материал, но и в шахтах, рудниках и прочих тяжёлых работах, но… Как фрау Лингрен могла одновременно улыбаться мне и безжалостно резать на работе моих сородичей? И так ли она хорошо ко мне относилась, как пыталась то показать? Быть может, всё было лишь очередным чудовищным экспериментом, который мог плачевно для меня закончиться?

Покачав головой, я не хотел верить в подобное, но опасения никуда не уходили. Нет! Я не желал верить в то, что она была настолько безжалостна и в самом деле с лёгкостью могла отдать меня на растерзание своим коллегам-учёным, ну или же распотрошить сама…

Казалось, что сердце у меня было готово выпрыгнуть из груди. «И что же мне теперь делать с выясненной информацией?» — гадал я и, тихо вздохнув, опять уткнулся в планшет, надеясь найти там что-то спасительное. Такое, что могло бы опровергнуть всё, прочитанное мной. Фрау Лингрен не могла быть такой! Она была доброй, чуткой и понимающей, а ещё никогда не обижала меня, дала образование, подпустила к себе максимально близко, позволила увидеть мне мир, пусть и сквозь призму галоэкрана…

Мои пальцы сами собой вбили в поисковике книг знакомое с детства имя женщины. Значок загрузки незамедлительно выдал подборку работ её авторства. Пожалуй, даже именитые авторы книг, которых мне позволялось читать в домашней библиотеке, не могли бы похвастаться столь внушительным списком. Там было несколько десятков страниц из книг, статей и всего прочего. Открыв первую попавшуюся работу наугад, я пролистнул её куда-то в середину и начал читать.

«Можно сделать вывод, что при одновременном воспитании человеческого ребёнка и демона одного возраста — малыши показывают схожие интеллектуальные способности», — выхватив взглядом парочку строчек, я скривился и проследовал дальше, вчитываясь в такие чужеродные для меня размышления.

«Учитывая, что до первых гормональных изменений, а значит, выделения яда из крови и желез демона ещё тринадцать лет, дети спокойно играют между собой, словно братья. Поведенческих различий не замечено. Психологические исследования специалистов говорят о практически идентичных показателях. Детальные раскладки результатов исследований приведены в таблице номер 133/2», — сообщал дальнейший текст.

«Всё ясно. В этой книге она подробно описывает всю нашу с Реном жизнь. Я ведь с детства помню, как к нам приходили какие-то люди в халатах и общались с нами через окно», — понял я, отчётливо вспомнив, что в последнем было бронестекло повышенной прочности. Наверное, иначе бы те учёные просто не подошли ко мне без браслетов.

«Но ведь фрау Лингрен никогда не ограничивала моё общение с Реном, прислугой, да и сама меня не чуралась, как и часто меняющиеся учителя. Выходит, она делала всё, чтобы я чувствовал себя как дома, но только из-за эксперимента? Этого следовало ожидать. И сегодняшний секс тому подтверждение. Новый этап исследований, только-то и всего…» — пришло ко мне горькое осознание правды.

Прикусив губу, я окинул взглядом рабочий кабинет госпожи, теперь уже подмечая те детали, что не замечал до этого: сдвинутая в сторону кушетка с ремнями, похожими на те, которыми фиксировал меня френ; какие-то цепи, свисающие с крюков на стенах, видимо предназначенные для чего-то плохого; прикрытый тканью стерильный набор операционных инструментов; окровавленные бинты в полупустой мусорке…

Зажмурившись на пару мгновений, я выключил планшет и уронил голову на спинку дивана. «И что теперь делать?» — задался вопросом, а в душе у меня бушевала целая буря из разнообразных чувств, от неистовой злости и вплоть до призрачной надежды. Быть дальше предметом каких-то экспериментов оставалось, конечно же, весьма неприятно, однако жить в какой-то из камер Института было бы ещё хуже. Хотя нет, худшим из всего являлось то, что фрау Лингрен так бессердечно меня обманывала…