– Варвара права, Орехов, ты маньяк!

– Я хуже, я сейчас куда хуже. Иди к папочке, моя курочка.

Гена нашел Аделину в просторной комнате отдыха бани Терехова. Она выставляла вперед руки, пряталась за диваном, а он, как хищный голодный волк, охотился на сочную цыпочку.

– Гена, ты понимаешь, что произошло? Меня ограбили, а мы ничего не предпринимаем. Нужно ехать в город, искать того таксиста, у него мой чемодан, там дорогие вещи, документы, ноутбук.

Но Орехов не слышал и не слушал Аделину, у него в голове были другие мысли и планы, и уж точно он не кинется искать чемодан. К тому же искать его не надо, он у него в кабинете, в ресторане. Но Канарейкиной, его сочной курочке, этого знать не надо. Придет время, и он все ей вернет, посадит на самолет, помашет ручкой, но не сейчас.

– О, да, я прекрасно понимаю, что произошло – произошел стояк и застой, который мне сейчас разорвет яйца. Ты хочешь увидеть это зрелище не для слабонервных? Не советую, курочка.

– Прекрати меня так называть!

– Называю, как хочу. Давай, давай, не прячься там, иди ко мне быстрее.

Гена бессовестно раздевался на глазах Аделины, первой полетела в угол футболка, туда же последовали джинсы, а потом и боксеры. Галич провела по фигуре мужчины взглядом, остановилась в районе паха, хотела было что-то сказать, но моментально забыла.

Стояк был внушительным, хоть орехи коли. Ну да, Ада не слишком много видела такого в своей жизни, не такая уж она разбитная девица, как ее подруга Барбара, которая насмотрелась наверняка бог знает чего, где и у кого. Но сейчас реально было на что смотреть. Не то чтобы она не разглядела вчера, в СПА была спорная ситуация.

И сейчас это был не гламурный пенис ее первого мужа, который любил все вокруг выбривать до невероятной гладкости, эпилировать и депилировать. Не среднего размера член второго законного супруга, которым по известным причинам они пользовались крайне редко.

У Орехова, как у первобытного человека, все было в первозданном виде. Густая растительность тянулась от живота в пах, переходя на бедра, темная, кудрявая. И среди этих зарослей – член, да, да, именно член, будем называть все своими именами. У сексуального маньяка Гены был именно член, а не какой-то там пенис.

Галич сглотнула, прижала руки к груди, бежать было некуда, а низ живота начало предательски тянуть сладкой болью. Ее женское естество уже было в предвкушении того, что произойдет, трусики намокли, а соски затвердели.

Мужчина сжал стояк в руке, провел по нему несколько раз, сильнее надавил на головку, на которой появилась жидкость, размазал каплю. Опустился на яйца, сжал их, издавая утробный рык. И уже стремительно ринулся на Аделину.

– А-а-а… Помогите!

Кого вообще Ада звала на помощь, она не понимала, но на всякий случай закричала, кинулась в сторону, но тут же была схвачена за края рубашки. Ткань затрещала по швам, пуговицы брызнули со звоном в разные стороны. Аделина выскочила из одежды, рубашка осталась в руках Гены, а она в одном белье вжалась в стеклянные дверцы серванта, в котором жалобно зазвенели бутылки.

– Я помогу, мы поможем, моя голодная курочка.

– Гена… ско…

Ада не договорила, но и так было ясно, что Гена похотливая скотина. И эта скотина впилась в ее губы, засасывая до боли, срывая лифчик и тут же трусики, проникая пальцами между уже бесстыдно влажных складочек, другой рукой накрывая грудь и сжимая сосок.

– Думал, порву всех гостей… сука… как же хочу тебя.

– А-а-а-а… Oh mon Dieu… Oh mon Dieu… (Боже мой)

Галич казалось, что она сейчас кончит от одного прикосновения, от этих настойчивых и грубых ласк. Через несколько секунд мозг отключился, тело расслабилось, два пальца вошли во влагалище, Гена начал ее трахать.

– Голодная, я же говорю, голодная, моя курочка. Эх, и не трахали тебя в твоей Франции, да это и хорошо, сейчас «папочка» покажет, как это надо делать, ноги не сведешь вместе.

– Tais-toi, connard! (Замолчи, скотина).

– Да, да, скажи еще… У меня сперма в яйцах кипит от твоих словечек.

– Tais-toi… а-а-а… а-а-а-а…

Ада уже начала закатывать глаза, чувствуя, что вот-вот взорвется от давления на какие-то до сорока лет неизвестные точки в ее теле, от диких поцелуев, от той страсти, от желания, с которым ее хочет этот мужчина. И что за ирония судьбы: мужик, который реально сводит ее с ума и делает из разумной женщины голодную кошку, – это ее бывший парень, который предал и разбил сердце.

– О, нет… нет, нет, нет, курочка, я не дам тебе сладкого, пока ты не возьмешь в свой сахарный ротик моего дружка, – Орехов смачно облизывает свои пальцы, которыми только что трахал, дает это сделать Аделине, нагло запихивая их уже ей в рот.

– Ты… ты сдурел? Что… что за одушевление члена? – Ада смотрит на мужчину, чувствуя на языке вкус своего возбуждения и голода.

– Мы с ним одно целое, давай, курочка, смочи головку, а потом заглоти по самые яйца.

Аделину тянут к дивану, она путается в трусиках, но на ходу их теряет, плюхается на мягкую поверхность, и тут же перед ее лицом появляется член с раздутой бордовой головкой. Ну, кто бы там что ни говорил, что член – это пошло и некрасиво, Галич сейчас поспорила бы.

У Орехова он был красивым. Первый в рейтинге ее скудного топ-листа членов. Тонкая кожа, под ней выпирающие вены, ровный, гладкий, с поджатыми внушительных размеров яйцами. Как там говорила Барбара – она должна отдаться инстинктам и дать русскому мужику?

Вот, сбылось.

Ада облизывает губы, ерзает, обхватывает член рукой, он огромный, мужчина стоит, широко расставив ноги, мощный, напряженный. Проводит языком по головке, от нее до основания и к яйцам, ласкает их руками, перекатывает, сжимает.

Внутри все сжимается, мышцы влагалища пульсируют, когда женщина, как можно шире открыв рот, берет член и начинает сосать. Это невероятно, дико, пошло, но так… так вкусно? Да, реально вкусно, по рецепторам бьет терпкий вкус, а в голове туман.

– Вот так… да, курочка… глубже, еще, возьми глубже… Давай, давай, сахарная, а потом я вылижу твою киску.

Ада не думала, что так может завестись от пошлых слов и минета. Но это случилась, она вошла во вкус, начала брать глубже, расслабляя горло, как шлюха в порно, дышать носом. Головка увеличилась еще больше, Гена тяжело задышал, понимая, что долго не протянет, наблюдая, как колышется грудь Ады при каждом