Шрифт:
Закладка:
Ге не оставил нам имени молодой итальянки. Наверно, его и не нужно знать. Наверно, Ге, когда писал портрет, много думал о стране, о народе, с которым десять лет прожил.
Имя молодой итальянки не больше сказало бы нам, чем имя Петрункевич-Конисской.
Чужие имена.
Неизвестный молодой человек, написанный Дюрером, больше говорит о себе и о человечестве, чем иные с детства знакомые исторические лица, многократно и похоже изображенные.
Немного хронологии
Ге писал в воспоминаниях, что Герцен «исполнил эти пять сеансов с немецкой аккуратностью».
И дальше:
«Первый сеанс состоялся, и благодаря этому обстоятельству у меня сохранилось единственное письмо его, которое я сохранил, как драгоценность. Вот оно:
«7 декабря. Суббота, вечер. Почтеннейший Николай Николаевич, сегодня искал ваш дом и не нашел. Доманже взялся доставить записку. Дело в том, что Тата нездорова, а ко мне навязался скучный гость завтра. Позвольте прийти в другой день. Я остаюсь еще неделю, а может, и больше. При сем с почтением русская половина «Колокола».
Весь ваш А. Герцен»
Воспоминания о Герцене Ге заканчивает так:
«Уезжая, он прислал мне с сыном своим А. А. свою книгу, с надписью крепким почерком, карандашом:
«Посылаю вам в знак глубокой благодарности мой экземпляр “Былое и думы”, в знак дружественного сочувствия. 16 февраля 1869 г. Флоренция».
Автограф, судя по всему, датирован ошибочно: надо не 1869 год, а 1867-й. В феврале 1869 года Герцен во Флоренции не жил. Четвертый том «Былого и дум» вышел как раз в конце 1866 года. В январе 1867 года Герцен просит прислать ему во Флоренцию некоторое количество экземпляров нового тома. 10 февраля он помечает в бумагах, что нужно отправить книгу «Былого и дум» М. К. Рейхель. Тут же Пометка: «Книгу Ге». Возможно, в «Северном вестнике»» где печатались воспоминания Ге, опечатка. Вряд ли сам Ге ошибся именно в этой дате: тут п о е г о л о г и к е должен стоять 1867 год.
Воспоминания о встречах с Герценом, написанные художником через четверть века после самих встреч, воспринимаются, несмотря на их отрывочность, нерасшифрованность, как нечто целое, даже сюжетное. Это – от «обрамления», от начала и конца. В самом деле… Нежданно-негаданно отворяется дверь и является Герцен – кумир, мечта. В первый же вечер, едва оправившись от волнения, Ге умоляет его позировать для портрета. Герцен согласен, но какая-то неувязка с первым сеансом – и в руках художника ценнейший документ, записка Герцена. Затем все идет своим чередом: портрет написан, Герцен покидает Флоренцию – «мы простились, расставшись друзьями», – посылает Ге книгу с дарственной надписью (еще один автограф – завершающий) И… «Больше я его не видел, но не забуду никогда».
Старик Ге ошибался – то ли память подвела, то ли чрезмерно заботился о «литературной форме» своих воспоминаний.
По двум датам, которые он приводит, получается, что портрет написан между 7 декабря 1866 года и 16 февраля 1867 года.
Но мы уже знаем, что 7 декабря 1866 года Герцена еще не было во Флоренции – он приехал 18 января 1867 года. Мы уже знаем, что Ге запамятовал историю первого сеанса, знаем, что первый сеанс состоялся 8 февраля 1867 года. Если Ге не ошибся и сеансов было действительно пять, как он писал (а за ним все, кто изучает историю портрета Герцена), то попробуем их примерно датировать.
Сохранилось двадцать пять писем Герцена, написанных в течение того времени, пока Ге работал над его портретом. Из них более половины, тринадцать, одному лицу – Огареву. Если предположить, что Герцен сообщал Огареву что-либо о портрете после каждого очередного сеанса, то хронология работы над портретом будет выглядеть приблизительно так:
8 февраля 1867 года – первый сеанс. Письмо к Огареву подкрепляется письмом к Н.А.Тучковой-Огаревой от 9 февраля: «Известный живописец Ге просил дозволение снять мой портрет «для потомства», как он говорит. Это художник первоклассный – я не должен был отказать. Вчера он начал…»
13 февраля Герцен пишет знаменитое: «Портрет идет «rembrandtisch». Видимо, второй сеанс был в этот день или накануне. В письме к дочери Лизе от 14 февраля Герцен сообщает: «Портрет Дяди»[2], такой большой, Ге сделал или делает отлично». «Rembrandtisch», «сделал или делает отлично» – видимо, работа с первых же сеансов продвинулась очень значительно.
17 ф е в р ал я Герцен пишет о портрете, как о законченном: «Портрет Ге – chef-d'oeuvre. Тата будет его копировать». Сеанс был, видимо, 15 или 16 февраля. 17 февраля Герцен уезжал в Венецию на десять дней. Перед этим отъездом, прерывая сеансы, Герцен и подарил художнику «Былое и думы» с благодарственной надписью, а вовсе не перед окончательной разлукой.
28 февраля Герцен возвратился из Венеции. Он уже торопится покинуть Флоренцию, его задерживает портрет: «Кончу портрет и буду собираться».
Очередной сеанс состоялся, скорее всего, между 1 и 4 марта. Должно быть, об этом сеансе вспоминает Ге: «Вернулся из Венеции, рассказал, как виделся с Гарибальди, которого осаждают все с 4 часов утра, увидел старых друзей при нем…» Между 4 и 7 марта сеансов не было. «Я три дня не существовал, – пишет Герцен 7 марта Н.А. Тучковой-Огаревой, – жар, сонливость, грудь, кашель… Завтра иду окончить портрет…»
8 марта, через месяц после первого сеанса, состоялся последний: «Портрет кончен. Эго – первоклассный chef-d'oeuvre». Ну а как же записка Герцена от 7 декабря, в которой он назначает свидание Ге, – ведь не выдумка? Нет, не выдумка, но только написана она годом позже, чем впоследствии казалось Ге, в суббо-ту[3], 7 декабря 1867 года. И оттого, что годом позже, становится для нас куда интереснее. Записка, датированная декабрем 1867 года, означает, что с завершением портрета отношения Герцена и Ге не прекратились. Через восемь месяцев, оказавшись во Флоренции, Герцен хочет встретиться с Ге, ищет его и, что еще важней, посылает ему «русскую половину «Колокола», а говоря точнее – «Русское прибавление к «Колоколу», которое, хоть и имело дату «1 января 1868 г.», было на саамом деле отпечатано 5–6 декабря 1867 года.
