и честь, которых достойны их благодеяния. В году тысяча пятьсот восьмидесятом один испанец, именовавшийся Гаспаром де Алькосером, богатый торговец из Города Королей, где у него было очень красивое поместье, привез в Перу вишню и черешню; позже здесь мне сказали, что они погибли из-за излишнего усердия, которое проявляли к ним, добиваясь, чтобы они пустили [там] корни. Фисташки [также] привезли; я не знаю, привезли ли ореховое дерево. В Перу не было также сахарного тростника; сейчас, в настоящее время, благодаря большим стараниям испанцев и огромному плодородию земли, все это имеется в таком изобилии, что уже вызывает отвращение, и там, где в начальный период эти растения пользовались таким уважением, сегодня они обесценены, и стоят мало или ничего.

Первый сахарный завод [с плантацией] построили в Перу на земле Вануку; он принадлежал одному кабальеро, с которым я был знаком. Его слуга, человек благоразумный и хитрый, видя, что в Перу привозят много сахара из королевства Мексики, а сахар его хозяина из-за большого количества, которое привозилось, не подымается в цене, посоветовал ему загрузить сахаром корабль и направить его в Новую Испанию, чтобы там, узнав, что из Перу присылают сахар, посчитали бы, что он имеется в избытке и не направляли бы его больше [в Перу]. Так он и сделал, и предприятие оказалось правильным и полезным; по этой причине позже здесь построили сахарные заводы, которые существуют [и] которых много.

Имелись также испанцы, такие любознательные в сельском хозяйстве (согласно тому, что мне рассказывали), что они стали прививать фруктовые деревья Испании к фруктовым деревьям Перу и что получают они замечательные плоды к величайшему удивлению индейцев, когда они видят, что одно дерево заставляют в году давать два, три, четыре вида разных плодов; они поражаются этим и любым другим меньшим курьезам, потому что не знают подобных дел. Земледельцы могли бы также (если они этого еще не сделали) привить оливковое дерево к деревьям, которые индейцы называют кисвар, чьи листья и древесина очень похожи на оливковое дерево, ибо я помню, что в мои детские годы испанцы говорили мне (при виде кисвара): «Оливковое масло и маслины, которые привозят из Испании, собирают с таких, как эти, деревьев». Это правда, что то дерево неплодоносное; оно дает [лишь] цветок, подобный цветку оливкового дерева, а затем он опадает; в Коско его молодые побеги мы использовали для игры в каньяс из-за отсутствия тростника, ибо он не растет в том районе, поскольку земля [там] холодная.

Глава XXIX. О зелени и травах и их огромной величине

Следует знать, что из овощей, которые едят в Испании, ничего не было в Перу: [это] салат-латук, огородный цикорий, редька, капусты, репа, чеснок, лук, баклажаны, шпинат, белая свекла, мята, кориандр, петрушка, огородный и полевой чертополох, спаржа (портулак был и порей [тоже]); также не было биснаги (visnagas) и других каких-либо полезных трав, которые имеются в Испании. Не было также бобовых [и других растений], как то: гороха, бобов, чечевицы, аниса, горчицы, дикой горчицы, алькаравеа, кунжута, риса, лаванды, тмина, оригана (orégana), лютиков (axenus) и авената (avenate), ни маков, клевера, садовых и полевых ромашек. Также не было ни роз, ни полевых гвоздик разных видов, которые имеются в Испании, ни жасминов, ни лилий, ни шиповника.

Все эти цветы и травы, которые мы назвали, и другие, которые не пришли мне на память, сейчас имеются [там] в таком изобилии, что многие из них стали уже вредными растениями, как то: репа, горчица, мята и ромашка, которые так разрослись в некоторых долинах, что побороли всю человеческую силу и умение, которые были применены для того, чтобы вырвать их, и они до такой степени взяли верх, что стерли из памяти старые названия [некоторых] долин и вынудили их называться своими именами, как, например, Долина мяты на побережье моря, которую раньше имели обыкновение называть Рукма, и другие подобные. В Городе Королей первый посаженный огородный цикорий и шпинат выросли такими высокими, что человек едва доставал рукой [верхушку] их молодых побегов, и они выросли такими густыми, что лошадь не могла пробраться между ними; поразительная величина и изобилие некоторых овощных и зерновых [культур], которых они достигали в начальный период, казались немыслимыми. Пшеница вначале в некоторых местах давала до тридцати фанег и более с одной фанеги посевов.

В долине Варку в селении, которое было заново заселено по приказу вице-короля дона Андреса Уртадо де Мендоса, маркиза де Каньете, которое я проезжал в году тысяча пятьсот шестидесятом, направляясь в Испанию, меня пригласил в свой дом житель того селения, который называл себя Гарси Веласкес и был [прежде] слугой моего отца; угощая меня ужином, он сказал мне: «Поешь этого хлеба [из пшеницы], которая уродилась по триста фанег, чтобы было что рассказать в Испании». Я был восхищен изобилием, потому что обычно, как я это прежде видел, она не давала столько и так много, а Гарси Веласкес мне сказал: «Не проявляй неразумность недоверия этому, так как я говорю тебе правду, как христианин, ибо я засеял две с половиной фанеги пшеницы, а получил шестьсот восемьдесят, а еще столько же я потерял, потому что не было чем ее убирать».

Когда я рассказал этот самый рассказ Гонсало Сильвестре, о котором мы подробно упоминаем в своей истории Флориды и поступим также в этой [книге], если дойдем до должного места, он мне ответил, что это было не так уж много, потому что в провинции Чуки-сака, недалеко от реки Пильку-майу, на землях, которыми он там владел, в первые годы, когда он ее посеял, она дала по четыреста и по пятьсот фанег с одной фанеги. В году тысяча пятьсот пятьдесят шестом, когда дон Гарсиа де Мендоса, сын уже назначенного [в Перу] вице-короля, ехал губернатором в Чили, прибыв в порт Арика, он узнал, что недалеко оттуда в долине, именуемой Кусана, выросла редька такой удивительной величины, что под тенью ее листьев могли стоять привязанные пять лошадей; они хотели притащить ее, чтобы он на нее посмотрел. Дон Гарсиа ответил, что редьку не следует вырывать, ибо он хотел посмотреть на нее своими собственными глазами, чтобы иметь что рассказать; и так это и случилось, и он со многими сопровождавшими его лицами увидел, что то, что им рассказали, было правдой. Редька была такой толстой, что один человек едва мог охватить ее руками, и такой нежной, что затем ее принесли в лагерь дона Гарсиа и многие ели ее. В долине, которую называют Долиной мяты,