Шрифт:
Закладка:
Принята резолюция: «Предоставляя г. Керенскому формирование правительства, центральной задачей которого должна являться самая решительная борьба с заговором генерала Корнилова, Центральный И. К.С.Р. и С.Д. и И.К.С. Кр. Д. обещают самую решительную поддержку в этой борьбе». Был создан Комитет народной борьбы с контрреволюцией, куда вошли по три представителя от большевиков (Каменев, Рязанов, Невский), меньшевиков (Дан, Либер, Абрамович), эсеров (Синани, Лазимир, Заварзин), по пяти от ЦИК Совета рабочих и солдатских депутатов (реально Чхеидзе, Церетели и Мартов) и Исполкома Совета крестьянских депутатов (Чернов, Архангельский, Сорокин, Быховский, Кондратьев), по два от профсоюзов и Петросовета. Головин замечал: «В действительности этот комитет являлся лишь исполнительным органом; вдохновителем его было Бюро военной организации большевиков под председательством Подвойского, так как оно пользовалось наибольшим влиянием среди солдат и рабочих Петрограда»[2152].
Одновременно в Советах рассматривалась возможность одобрения предложения Керенского о формировании Директории (Совета пяти). Ни одна из партийных фракций Советов не согласилась направить в нее своих представителей, а на заседании двух Исполкомов сама идея Директории была отвергнута подавляющим большинством голосов. Таким образом, Керенский создавал ее не только без Советов, но и вопреки их воле. Правда, одновременно Исполкомы предоставили ему «исключительные полномочия» на формирование кабинета, так что руки у Керенского были развязаны. Похоже, даже не амбиции Керенского, а именно Советы сыграли решающую роль в том, что Керенский даже не попытался о чем-то договориться с Корниловым. Богданов расскажет в Петросовете:
— Когда случилось, что Временное правительство заколебалось, когда еще не было известно, чем кончится корниловская авантюра, и явились посредники вроде Милюкова и генерала Алексеева, политический отдел Совета депутатов проявил всю свою энергию, чтобы воспрепятствовать каким бы то ни было соглашениям… И под нашим влиянием правительство прекратило все переговоры и отказалось от всяких предложений Корнилова. На эту работу ушла масса сил[2153].
Корнилов в ответ приказал по телеграфу разослать воззвание: «Я, Верховный главнокомандующий Корнилов, перед лицом всего народа объявляю, что долг солдата, самоотверженность гражданина свободной России и беззаветная любовь к родине заставили меня в эти тяжелые минуты бытия отечества не подчиниться приказанию Временного правительства и оставить за собой верховное командование армией и флотом. Поддержанный в этом решении всеми главнокомандующими, — я заявляю всему народу русскому, что предпочитаю смерть устранению меня от должности Верховного главнокомандующего».
Но Корнилов не сжигал мосты окончательно. «Избегая всяких потрясений, предупреждая какое-либо пролитие русской крови, междоусобной брани и забывая все обиды и оскорбления, я, перед лицом всего народа, обращаюсь к Временному правительству и говорю: «Приезжайте ко мне в Ставку, где свобода ваша и безопасность обеспечены моим честным словом и, совместно со мной, выработайте и образуйте такой состав народной обороны, который, обеспечивая свободу, вел бы русский народ к великому будущему, достойному могучего свободного народа»[2154].
Последовал приказ Керенского по Петроградскому военному округу, который начинался со слов: «Восставший на власть Временного правительства бывший Верховный главнокомандующий генерал Корнилов, заявлявший о своем патриотизме и верности народу в своих телеграммах, теперь на деле показал свое вероломство. Он взял полки с фронта, ослабив сопротивление нещадному врагу — германцу, и все эти полки отправил против Петрограда»[2155].
Корнилов, Лукомский, Романовский, а затем Деникин и Марков были объявлены изменниками родины, издавался приказ о предании их суду… Возмущенный Корнилов разослал своей заявление: «Телеграмма министра-председателя во всей своей первой части является сплошной ложью: не я посылал члена Государственной думы Владимира Львова к Временному правительству, а он приезжал ко мне как посланец министра-председателя; тому свидетель член 1-й Государственной думы Аладьин. Таким образом, совершилась великая провокация, каковая ставит на карту судьбу отечества… Вынужденный выступить открыто, я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное правительство под давлением большевистского большинства Советов действует в полном согласии с планами германского Генерального штаба и, одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на Рижском побережье, убивает армию и потрясает страну»[2156]. Этой телеграммой, которую написал Завойко, «Корнилов окончательно подрывал в офицерстве идею Временного правительства»[2157].
Одновременно с этим Корнилов издал приказ по армии и флоту, в котором, в частности, говорилось: «Должности Верховного главнокомандующего я не сдал, так как никто из генералов ее не принимает… Честным словом офицера и солдата еще раз заверяю, что я, генерал Корнилов, сын простого казака-крестьянина, всею жизнью своей, а не словами, показал беззаветную преданность родине и свободе, что я чужд каких-либо контрреволюционных замыслов и стою на страже завоеванных свобод»[2158].
Корнилов принял вызов. Были ли у него силы, чтобы победить? В Могилев в тот день прибыл генерал Краснов и застал там ситуацию полной неразберихи. «Когда я в 9 часов вышел, чтобы ехать в Ставку, Могилев имел обычный вид. На станции, как и всегда, толпились офицеры, много было солдат ударных батальонов с голубыми щитами, нашитыми на левом рукаве рубахи, с изображением белой краской черепа и мертвых костей… После небольших формальностей меня пропустили в дом Верховного главнокомандующего. Начальник штаба сбивчиво и неясно, видимо, сильно волнуясь, объяснил мне, что только что Корнилов объявил Керенского изменником, а Керенский сделал то же самое по отношению к Корнилову, что необходимо арестовать Временное правительство и прочно занять Петроград верными Корнилову войсками, тогда явится возможность продолжать войну и победить немцев… Я же назначен принять от Крымова 3-й конный корпус, чтобы освободить его для командования армией… На мой вопрос, где же я могу настигнуть свой корпус, начальник штаба очень неуверенно начал говорить, что корпус может быть уже в Петрограде или в Пскове, в Пскове наверное…»
В этот момент Краснов впервые познакомился с Корниловым, от которого получил ценное указание: