мчащийся по ночному морю в погоне за рыбой, или выписывающая петли в воздухе летучая мышь во время охоты за мотыльком, или кашалот, выискивающий кальмара в непроницаемой глубоководной тьме. Но что нам известно наверняка, так это то, что они поразительно хорошо находят искомое – с абсолютной точностью, причем на большой скорости.

Кашалоты определенно нуждаются в самом совершенном эхолокационном «приборе», какой только существует в животном мире. В противном случае эволюция едва ли выделила бы на его создание такую массу, разработала бы такие сложные структуры и пошла бы ради всего этого на такие ограничения подвижности, а также пожертвовала бы на его работу столько энергии, нервных сплетений, поведенческого инстинкта, способности к обучению и времени. Примерно 80 % своей жизни кашалоты проводят, используя это свое приобретение в морской глубине, то есть каждые полсекунды посылая в холодную темноту щелчки, более миллиарда щелчков за всю жизнь[59].

В «Питере Пэне» приближающегося коварного крокодила выдает тиканье часов, которые он проглотил вместе с рукой капитана Крюка. В реальном мире куда более крупное существо «тикает» во мраке без всяких шуток. Что бы мы ни делали в нашей жизни – любили и расставались, печалились или радовались, работали или наслаждались досугом, – тысячи кашалотов в это время ощупывают своими щелчками безграничный мрак скрытого от нас глубоководного мира, странствуя в нем вместе с сородичами.

Я уже упоминал, что кашалоты-самцы покидают семьи в подростковом возрасте. Самцы и самки очень различаются и образом жизни, и размерами. Взрослые самцы нередко превосходят взрослых же самок в два раза по длине и в три раза – по массе. Для самок эти максимальные параметры составляют соответственно около 11–12 метров и примерно 15 тонн. Самцы намного крупнее – около 20 метров в длину и весят порядка 45 тонн. Впрочем, море видело особей и крупнее. Кит, протаранивший корпус «Эссекса», имел, по сохранившимся свидетельствам, длину около 24 метров. Самым крупным из когда-либо измеренных кашалотов был убитый в начале XIX века у берегов Японии самец длиной 25,6 метра. О нем есть упоминание у Томаса Била (я чуть поправил его пунктуацию для большей ясности):

Для крупнейших экземпляров длиной около восьмидесяти четырех футов можно привести и другие измерения: высота головы от восьми до девяти футов; ширина от пяти до шести футов; высота тела редко превышает двенадцать – четырнадцать футов, так что длина окружности крупнейшего кита общей протяженностью в восемьдесят – восемьдесят четыре фута редко оказывается больше тридцати шести футов. Грудные ласты, они же плавники, около шести футов в длину и трех в ширину… Хвост: у самых крупных самцов от шести до восьми футов в длину и от двенадцати до четырнадцати в ширину… Если же мы задумаемся, каково при этом кровообращение в такой туше, и вообразим себе десять, а то и пятнадцать бочонков крови, несущейся с колоссальной скоростью по трубам диаметром в добрый фут, наш разум неизбежно преисполнится оторопи и изумления.

Самцы живут со своими матерями около 10 лет. Как и у слонов, отлучение от семьи, в которой родился кашалот-самец, происходит постепенно, и обычно проходит еще не меньше полудюжины лет, прежде чем молодой кит окончательно скроется в морской синеве.

По словам Шейна, раньше ученые полагали, что самцы-подростки расстаются с семьями из-за возрастающего при половом созревании уровня тестостерона, который побуждает их переходить к самостоятельной жизни. «Но на самом деле все оказалось немного печальнее», – говорит Шейн. Когда у матери снова появляется новорожденный, она больше не хочет видеть рядом подросшего сына. Другие самки тоже не желают больше общаться со своим внуком или племянником. В возрасте 10–14 лет молодые самцы оказываются в полной социальной изоляции в собственной семье.

Шейн и его команда оказались первыми, кто вел индивидуальные наблюдения за кашалотами достаточно долго, чтобы проследить весь этот процесс. «У Пинчи был молодой сын, Скар. Но после того, как Пинчи родила Твик, никто из взрослых больше не проявлял к Скару интереса. Маленькая Твик оказалась единственным членом семьи, который еще хотел общаться со Скаром. Но, когда Пинчи замечала, что Твик играет с ним, она тут же уводила ее прочь».

Бывает, что самцы-подростки еще пару лет держатся возле родной семьи, прежде чем приходят к окончательному решению: «Что ж, если никто больше не хочет иметь со мной дела, наверное, мне лучше попрощаться».

Возможно, окончательный разрыв происходит, когда самок в семье посещает взрослый самец и подросток решает уйти вместе с ним. Группы самцов, куда бы они ни направлялись, преодолевают действительно большие расстояния. Иногда они даже переходят из одного океана в другой. В водах умеренных широт подростки объединятся с другими самцами, образуя нечто вроде кочевых холостяцких общежитий. Со временем возмужавшие самцы отказываются от всякой компании и удаляются от прежних спутников, отдавая предпочтение все более и более высоким широтам, все более и более холодному одиночеству. Вероятно, они не приступают к размножению еще 10–15 лет после расставания с семьей, то есть пока им не исполнится 30, и это опять же сближает их со слонами. Почувствовав же тягу к спариванию, они покидают холодные края и отправляются на поиски невест в более теплые воды.

Так и получается, что самки и молодняк держатся в тропических и субтропических морях, а взрослые самцы, особенно до того, как они приступят к размножению, проводят время по большей части в холодноводных районах океана.

Когда же самцы, ищущие любви, являются в тропики, они тут же становятся магнитами для самок. Самцы способны издавать громкие лязгающие сигналы, которые, по-видимому, играют роль любовного призыва. Эти сигналы намного громче обычных щелчков и резонируют заметно сильнее; брачный зов самцы повторяют каждые 5–8 секунд. Ученые полагают, что кашалоты способны слышать их на расстоянии вплоть до 60 километров[60]. Самцы привлекают к себе десятки самок. И, в отличие от самок, строго соблюдающих клановое разделение, они свободно взаимодействуют с любыми представительницами своего племени, невзирая на их клановую принадлежность. Таким образом странствующие самцы непрестанно перемешивают генофонд.

Джонатан Гордон так описал свои первые впечатления от наблюдения за взаимодействиями самцов и самок: «Я ожидал, что эти огромные самцы будут навязывать внимание не расположенным к ним самкам; но то, что я увидел, не имело ничего общего с моими ожиданиями. Напротив, самец сам оказался в центре пристального внимания со стороны всех членов группы». Зрелые самки, молодые киты и совсем детеныши норовили прикоснуться к телу самца и потереться о него. «Складывалось впечатление, что его присутствие доставляет им большое удовольствие, – продолжает Гордон. – Самец же, со своей стороны, оставался воплощением невозмутимого спокойствия и добросердечной мягкости»[61]. Так, наблюдатели