страну лишь ради того, чтобы разрушить своими руками.

Он вновь расхохотался. Ириска шепнула, велела успокоится. Щебетала о повышенном кровяном давлении, аритмии, зашкаливающей норме корти плазмидов, чтобы это ни значило. Пыталась уберечь меня от колкостей в отношении того, кто несоизмеримо огромен. Может раздавить, шевельнув пальцем.

Вербицкий-старший мог.

— Ты здорово умеешь шутить, мальчик. Клянусь богами, тебе нашлось бы место при дворе в качестве шута. Закончим нашу бессмысленную перепалку. Вижу, мне не удалось тебя переубедить и склонить на свою сторону.

— Объявите меня врагом?

— Ты часто записываешь в личные враги ужалившего тебя комара? Вот то-то и оно.

Чем дольше я смотрел на старика, тем больше он напоминал жуткого паука. Всюду раскинувшего свои сети, милостиво позволившего построить лилипутам жилища в своей паутине. Чтобы безжалостно жрать несчастных, давая день ото дня понять, что без него все рухнет. Потому император смотрит на его действия сквозь пальцы. Или не ввязывается в открытое противостояние.

— Нам ни к чему враждовать, мальчик. Пока твой род не примкнул к противоборствующему лагерю, я буду видеть в тебе лишь упущенную возможность. И, вероятно, молодого себя. Посмотрим, Максим, жизнь часто выделывает кренделя. Вчерашний друг метит во враги, а противник сидит с тобой в одном окопе, делится краюхой хлеба. Кто знает, вдруг ты одумаешься?

Я нахмурился: не надо нам таких чудес.

— Иди гуляй, веселись. Заведи пару знакомств, потанцуй с Константой. Может, у нее получится тебя переубедить? Дай знать, как соберешься домой. Обговорим награду за спасение моей внучки. Я слышал, ты остро нуждаешься в деньгах…

Хотел было кивнуть, но вспомнил, о чем говорил Макмамбетов. Вербицкие не благодарят, Вербицкие извлекают выгоду. Вряд ли в этот раз будет иначе.

Представил заголовки газет: род Вербицких профинансировал разработку и закупку специальных дронов для облегчения жизни заградотрядов — и сразу же все понял.

Отдавать такой козырь в руки было глупо.

Старик выдохнул, осознав, что и этот трюк не удался.

— Может быть, Потапов, может быть, ты одумаешься. Посмотрим.

Я захлопнул за собой дверь…

* * *

Хотелось на воздух. Еще немного — и из ушей польется свист кипящего чайника. Не было на свете человека, что сумел бы взбесить меня больше, чем Вербицкий. Ириска щебетала, лила бальзам успокоенья на свежие душевные раны. Главное, твердила она, не дал волю чувствам, рукам и языку. Иначе бы быть беде.

Про последние она пока еще зря — глазами выискивал толстожопого внучка мистера «добропорядочное рабство», хотелось запихнуть ему в глотку принесенные стариком извинения.

Что я там думал? Последним буду смеяться? А пока казалось, слышу хриплый басистый гогот мерзкого старикашки. Покачал головой, прогоняя наваждение.

— Мяу.

Инка звучала жалобно, будто просила ее спасти. Стояла за спиной красная, как рак и красивая, как фотомодель. Константа, выглядывающая из-за ее спины, выглядела довольной. Принарядила из своего гардероба.

— Хорошая. Послушная.

Чуть не заскрежетал зубами, но с выводами не спешил. Старик с рождения навязывал ей единственное мироустройство. О другом она не имела понятия.

— Она меня одевала и раздевала. До трусиков.

Кошкодевочка вспыхнула, словно пожар. Зажмурилась. Спрашивать, почему позволяла вытворять с собой подобное было бесполезно.

— Трусики она снимать не захотела, — Константа выдохнула, очень о том сожалея. На миг ощутил, что попал в дурдом. От ярости к неловкости — где, как не в нем?

— Ты знаешь, что другие люди не вещи?

— Она зверолюд.

— Они тоже.

Константа уставилась на меня в глубокой задумчивости. Еще чуть-чуть — и услышу, как компьютером гудит мозг.

Девчонка в один шаг оказалась рядом с Инной, доверительно положила руку на плечо. Кошкодевочка сдавленно ойкнула.

— Не вещь. Подруга.

Вот как? Качнул головой — на моей памяти, в Верхнем Городе к младшим расам относились с плохо скрываемым презрением. Не окажись я Потаповым и героем, таксист бы лишь плюнул под ноги.

— Хорошая. Послушная. Ты тоже?

— Что «тоже»?

— Тоже послушный, тоже хороший?

Широко улыбнулся ей в ответ.

Э нет, малыш, я в эти игры не играю.

— Хочу гулять. Отведи меня.

Я посмотрел по сторонам. Местная охрана не спускала с нас глаз. После случившегося на мосту ей наверняка наказали сидеть дома и не казать носа наружу. Вербицкий-старший знал о странностях своей внучки. Как и о людском любопытстве. Десятки, сотни пар глаз смотрели в одну точку. Щелкали объективы фотокамер, выдавливая из себя скверные, что пасквиль, улыбки, журналисты готовились строчить. Герой России и младшая дочь Вербицких в отношениях? Уже завтра этим будет забит весь интернет.

— Хочу гулять. Отведи меня, — повторила она.

Настойчивей. Оглянулся, посмотрел на Инку — надеялся, что кошкодевочка хоть немного, а смогла понять, как с ней разговаривать. Инна же покачала головой: опять все на мне.

— Разве мы сейчас не гуляем?

Константа затрясла головой.

— Не здесь. Тут людно. Страшно. Хочу туда, где тихо.

Окинул взглядом громаду особняка Вербицких. Неужели в этом рукотворном доме-граде не найдется тихого уголка? Кроме ее собственной комнаты — там она уже была, возвращаться не захочет.

— Я говорила им выпустить. Они не выпускают. Дедушка не выпускает.

Да уж, ее дедушка — тот еще собственник… На потеху публике дал ей локоток. Даже будучи не от мира сего девой, Константа совершенно по-девичьи схватилась за него. Улыбнулась каким-то собственным мыслям. Разодетая, словно дива, Инка не скрывала своей зависти — сколько ей мечталось, чтобы хозяин с ней так же?

— Здесь есть сад?

— Там темно. Страшно. Боюсь.

— Я же рядом.

Девчонка задумалась над перспективами, кивнула через мгновение.

— Ты сильный, большой. Идем. Защитишь.

Последнее было сказано так, словно среди кустов вишни и высокорастущих апельсинов засела засада.

— В какой он стороне? Не показывай рукой, кивни.

Она послушалась, и я повел ее в другую сторону. Стайка любопытных последовала за нами. Агенты Вербицкого? Просто любители перемыть косточки? Плевать. Константа казалась девчонкой, что не осознает ужасов, творящихся ее семьей. Не осознающей и не способной осознать. Прав Макмамбетов — самая нормальная из них.

Зашли за угол, Константа не сопротивлялась, не задавала лишних вопросов.

— Инка, можешь их отвлечь? — шепнул, качнул головой за спину. Кошкодевочка согласилась.

Едва скрылись от посторонних глаз, как я схватил Константу, взял на руки. Ждал сопротивления, но она оказалась ведомой.

Или благоразумной…

Глава 13

Мы умчались, словно вихрь. Казалось, я чувствую на себе непрестанный взгляд Вербицкого-старшего. Старик улыбался моим проворности и находчивости. Девчонка доверительно держалась за шею. Сколько мужчин осознавали ее покорность? А скольким она стоила жизни?

Задумываться не было смысла. Нырнул сквозь распахнутое окно пустой, проветриваемой залы.

Тихая гостиная бежала выходом в коридор. Суетливая прислуга неустанно тащила угощения: сливки общества отчаянно предавались тому, что получалось лучше всего — потребляли.

На нас не обратили внимания.

В моей спутнице признавали Вербицкую-младшую и тут же теряли всякий интерес. За длинный язык бьют плетьми и хуже: отбирают премию. А за любопытный взгляд можно лишиться либо жизни, либо работы.

Прислуга не успела сойтись во мнении.

Через коридор наверх.

— Ты сильный.

Константа оглаживала бицепс, щекотала волосы на груди. Была довольна, словно маленькая девчонка. Неужели это она в самом деле расшвыривала магическими плетьми рушинников, словно игрушки?

Со второго этажа спрыгнули прямо в сад. Приземлился мягко, на обе ноги. Те отозвались болью в пятках, попросили больше никогда так не делать. Обещать не стал.

Лавочка, фонтан, беседка. Тишина, отсутствие чужих глаз.

Последнее — ложь. Ириска хоть и не чуяла, но я замечал блики на выглядывающих из кустов объективах.

С безопасностью в доме Вербицких было строго.

— Ты сильный, — повторила Константа, вновь оказавшись на ногах. Я тяжко дышал — тесный костюм не лучшая одежка для таких фокусов.

Теперь осталось понять, чего я добился? Спрятался от чужого любопытства с Вербицкой? Потерял шанс завести связи и раздобыть средства для своей затеи с беспилотниками? Бейка бы злорадно аплодировала.

— Ты будешь гулять со мной.

Глянул на нее. Ухмыльнулся мысли: может, попросить ее назвать меня богатым, как Скрудж? Вдруг мироздание подчинится…

Она схватила меня за локоток, как и прежде. Прижалась грудью к руке.

— Ты совсем другой. Не такой.

— Не такой?

— Не такой. Ты не говоришь про проценты. Про величие дома. Не хвастаешься. Другой. Другие говорят, хвастаются. Мне нравится.

Даже не знаю, что на это ответить.

— Дедушка говорил,