наоборот, для школы только польза будет. Так что отпрошу его у Полины Алексеевны на один день.

– А его на эту… конференцию… разве пустят? Он же пацан, а там взрослые.

– Ну, раз я попрошу, значит, пустят.

– Анатолий Сергеевич, – тут я торопливо заговорил, – а можно тогда мне с Сенькой вместе? Раз для него польза будет, то и для меня, разве нет? И вообще мы с ним друзья, а значит должны всегда вместе быть. Папа, можно мне с Анатолий Сергеевичем? Я тоже хочу послушать, что там учёные про науку говорят.

Отец заулыбался:

– Сдаётся мне, Роман, что не про науку ты послушать хочешь, а школу лишний раз прогулять. Но, думаю, от чего-чего, а от планетологической конференции вреда никакого не будет. Если Анатолий Сергеевич согласен и тебя с собой взять – я не возражаю.

На другой день приходим мы втроём на конференцию. Помещение большое, наверное, даже больше, чем наш спортзал в школе. И везде стулья стоят, и сидит много народу. Все взрослые. Кто-то в наших станционных комбезах, кто-то в комбезах, похожих на наши, но не таких, а кто-то и вовсе в земной одежде, как Анатолий Сергеевич, когда первый раз в гости к нам приходил. Мы с Сенькой с краешку на стулья уселись и стали слушать. Я всегда думал, что научная конференция – это скучно. Только скучно мне совсем не было, даже наоборот. Наверное, если бы конференция была по арифметике, вот тогда бы я точно заскучал, начал зевать и заснул даже. Но эта конференция была по планетологии, и не просто по планетологии, а про нашу Венеру. И я столько нового узнал, что мне потом в школьной группе на три доклада хватит. Или даже на пять.

Первым китайский учёный выступал. Он по-русски выступал, но немножко смешно – например, вместо «Снегурочка» говорил «Синигулочика». Я даже рот рукой прикрыл, чтобы громко не засмеяться, потому что смеяться, когда кто-то выступает, это невежливо. Не знаю, почему он говорил так. Наверное, так китайский язык устроен. А вообще очень интересные вещи этот учёный рассказывал. Оказывается, уже давно существуют планы изменить нашу Венеру так, чтобы она стала похожей на Землю, и чтобы можно было жить и работать прямо на поверхности. Это называется «терраформирование». Китайский учёный говорил о том, что если выпустить в атмосферу Венеры на большой высоте огромное количество микроскопических водорослей с Земли, они начнут поглощать углекислый газ и выделять кислород. Постепенно парниковый эффект будет уменьшаться, на поверхности будет становиться всё прохладнее, и в конце концов поверхность планеты станет пригодной для жизни.

А потом выступал американский учёный. Он стал говорить, что ничего у китайского учёного не выйдет, потому что сама по себе земная микроскопическая жизнь в условиях Венерианской атмосферы всё равно погибнет. И не получится никакого кислорода. Другое дело, если земным водорослям станут как бы «помогать» люди. Для этого в атмосферу планеты нужно запустить много-много гигантских аэростатов, ну, почти как наша обитаемая станция, только ещё больше размерами. И вместо помещений для людей там будут огромные баки, в которых и будут размножаться водоросли, вот тогда атмосферу получится насытить кислородом, а заодно снизить температуру и давление на поверхности. А ещё эти гигантские воздушные «фермы» будут закрывать поверхность планеты от Солнца, поэтому она станет меньше нагреваться.

А дальше на трибуну вышел учёный из Германии. Он сказал, что и китайский учёный неправ, и американский тоже. Я думаю, это у учёных мода такая – всегда говорить, что другие учёные неправы. В общем, немецкий этот профессор стал доказывать, что не получится ничего ни со свободными формами земной жизни, ни с летающими в атмосфере «фермами». Потому что на Венере очень мало воды, а водорослям, даже микроскопическим, вода необходима не меньше, чем людям. Что на обитаемых станциях из атмосферы добывается совсем чуть-чуть воды, а остальная получается из серной кислоты, и на это уходит очень много энергии. Обеспечить водой несколько тысяч человек на станции – это одно, а сотни летающих в атмосфере ферм с водорослями – совсем другое. Поэтому он предложил сперва построить мощные космические корабли и доставить из космоса, из внешней системы, большой ледяной астероид или комету, и вывести на орбиту Венеры. Лёд этот нужно будет постепенно плавить, а полученную воду сбрасывать в атмосферу – вот тогда там окажется достаточно влаги для поддержания жизнедеятельности микроскопических организмов.

Ну а после всех Сенькин папа выступал. Его я внимательнее всех слушал. Он рассказывал про свою теорию о том, что древняя венерианская жизнь обязательно должна была оставить какие-то следы. И что купола на поверхности – это гигантские древние газовые пузыри в застывшей лаве, а газ этот получался, когда раскалённая лава заливала мёртвые венерианские водоросли и бактерии миллиарды лет назад. И ещё рассказал про экспедицию на равнину Снегурочки и про то, как исследовали северный купол. Как у него обвалилась стенка, и как потом огромную полость под куполом заполнили лавой. Только про то, что это мы с Сенькой придумали лавой полость залить, он почему-то не сказал. Ну и пускай, я не обиделся.

– Между прочим, – сказал Анатолий Сергеевич, – последние фото с разведывательных дронов показывают, что через пробитый нами канал вылилось даже больше лавы, чем мы планировали изначально, и уровень озера сильно понизился. При этом на южном берегу обнажился каменный обрыв, или, как мы его назвали, «стена». Съемки показывают, что слои горных пород в этой «стене» представляют для науки огромный интерес, и мы уже совсем скоро готовим новую экспедицию к северному куполу.

А потом выступления закончились, и все стали просто ходить по залу и разговаривать друг с другом. Мы тоже встали, подошли к Сенькиному папе и я сказал:

– Очень интересно вы рассказывали, Анатолий Сергеевич! Мне понравилось.

А Сенькин отец отвечает:

– Спасибо, Рома! Кстати, познакомься, это профессор Шнайдер, он прилетел к нам с европейской станции.

А рядом с ним стоит тот самый учёный, который рассказывал про нехватку воды и про то, что нужно доставить на орбиту Венеры ледяной астероид из космоса. Рост у него просто огромный – этот профессор моего папы выше, наверное, на две головы – и плечи широченные. Если не знаешь, что он учёный, то никогда в жизни не догадаешься. Подумаешь, что это какой-нибудь олимпийский чемпион по штанге из телека. Анатолий Сергеевич на нас с Сенькой кивает:

– Профессор, разрешите представить, это мой сын Арсений, а вот это его друг Рома Романов.

А профессор и говорит мне:

– О, Романов! Царская фамилия! Вы, случайно, молодой человек, не из царской семьи?

Всё-таки эти взрослые иногда такие дурацкие вопросы задают… Даже учёные профессора. Отвечаю:

– Нет, мой папа бригадир на добкомбайне. Он на поверхности работает.

Немец этот заулыбался, наклонился к нам и руку протягивает. Ну и огромная же у него ладонь – с манипулятор экзоскафа размером! Мне даже немножко страшно было ему руку подавать – а вдруг он сейчас как пожмёт её, и я без руки останусь? Но нет, нормально пожал. Зря я боялся. А немец и Сеньке руку пожал, а потом достаёт из кармана две здоровые шоколадки, вручает нам и говорит:

– Очень рад знакомству, господа, очень рад. Энтшульдиген зи, извините, но что вы делаете на научной конференции? Просто любопытно? Или ходите в кружок юных планетологов?

Сенькин отец смеётся:

– Что Вы, профессор, какой там кружок? Берите выше! Помните историю с аварией исследовательского челнока у северного купола? Так вот – затопить полость лавой придумали именно эти два подрастающих джентльмена! Так что планетологи они уже вполне серьёзные, и без всякого кружка!

Сенька от смущения покраснел до ушей, и я, наверное, тоже. Немец от удивления только рот раскрыл. А потом снова нам начал руки трясти и говорит:

– Эс ист унмёглихь! Невозможно! Вундербар! Чудесно! Толль! Потрясающе! Анатолий Сергеевич, Вы обязательно должны рассказать мне